— Представьтесь! И изложите суть дела… — не дождавшись представления и хоть какого-то намека на вежливость с его стороны, раздраженно рыкнул граф Рендалл.
Горец с хрустом сжал кулаки и нехотя посмотрел на него:
— Силы твоей деснице и остроты твоему взору, ашер! Я — десятник Махри из рода Ширвани…
Потом забыл про его существование и шагнул к Бездушному:
— Ты — Кром по прозвищу Меченый?
По своему обыкновению Кром ограничился кивком.
— Ты арестован…
Слуга Двуликого едва заметно шевельнул бровью:
— За что?
— За убийство двух дворян…
«Двух?» — мысленно отметила я и тут же затараторила:
— Они ссильничали девку! А он ее защитил!!!
— Прошу прощения, ашиара, но никакого насилия не было: девка утверждает, что ей заплатили аж два желтка и она пошла с ними добровольно…
— А под сарафан ей заглядывали? — поморщившись, поинтересовался Кром. — Попробуйте. Она должна до сих пор истекать кровью…
Хейсар помолчал несколько мгновений и нехорошо оскалился:
— Я сделаю это сам. Даю слово. А потом сообщу об увиденном судье…
Меченый утвердительно кивнул:
— Я тебя услышал…
Потом аккуратно прислонил к стене Посох Тьмы и вопросительно посмотрел на меня:
— Ваша милость, вы за ним не присмотрите?
— Не присмотрит… — угрюмо буркнул горец. — Ты — ее майягард. Значит, она должна разделить твою судьбу…
— Что?! — растерянно воскликнул Кром. — Как это «разделить»?
Хейсар пожал плечами и усмехнулся:
— Она поклялась Бастарзом, что отдала тебе свое сердце. Доказательство — след от пореза на ее левой руке…
— Какое, к Двуликому, сердце? Она сказала, что я ее майягард. То есть спаситель!
— Спаситель — это по-вейнарски. А по-хейсарски — владыка сердца. Или есть человек, которому гард’эйт
[14]
отдает свою жизнь… — объяснил горец.
— И?
— Что «и»? Он отдает СВОЮ жизнь, чтобы жить той, которую Снежный Барс посылает его майягарду…
Я похолодела: получалось, что, спрашивая меня про Путь Крома
[15]
, горец, взявший с меня ту самую клятву, пытался понять, зачем мне становиться гард’эйтом человека, который вот-вот уйдет к Двуликому!
Тем временем Кром, побагровев, сорвался с места, в мгновение ока оказался перед хейсаром и взял его за грудки:
— Мою судьбу она разделять не будет, ясно? Я не принимал этой клятвы, значит…
— Клятвы, данные богам, не нарушают… — даже не попытавшись скинуть со своего нагрудника руки Меченого, вздохнул горец. — Это было ее решение…
«Не суди издалека, ибо вблизи все сущее выглядит иначе…» — горько подумала я: прежде, чем называть Крома красивым словом, услышанным в детстве, стоило узнать, что именно оно означает…
— Я готов взять на себя кару за нарушение этой клятвы… — оторвав воина от пола, прорычал Меченый. И принялся его трясти так, что у бедняги начали клацать зубы. А когда чуть не вытряс из него дух, вдруг добавил: — Любую кару, слышишь?
— Э-это-о — Кля-атва-а Кля-атв, и-илгиз
[16]
! О-от та-аких не-е отка-азы-ываю-утся…
— Мне все равно: она не понимала, о чем говорит!!!
Я почувствовала, что вот-вот сгорю со стыда: он меня защищал. Опять. На этот раз — от моей собственной глупости. Причем не перед людьми — а перед богом. А я, вместо того чтобы принять предопределение и подтвердить данное слово, стояла и хлопала ресницами!
— Оставь его, Кром! — собравшись с духом, попросила я. — Он прав…
— Нет, прав как раз Нелюдь! — подал голос граф Грасс. — Махри! Я, граф Грасс Рендалл, Первый министр короля Неддара Латирдана, подтверждаю слова Крома по прозвищу Меченый: в момент произнесения клятвы баронесса Мэйнария д’Атерн не понимала, о чем говорит. Точно так же, как не понимает этого и сейчас!
— Как это? — ошарашенно посмотрев на меня, спросил хейсар.
— Она — эйдине
[17]
, Махри… — Граф грустно посмотрел на меня. — Во время мятежа потеряла не только отца, мать и обоих братьев, но и сама чудом избежала смерти…
— Кто эйдине, я? — догадавшись, что он имеет в виду, возмутилась я.
— Увы, я узнал об этом слишком поздно… — не обратив никакого внимания на мое возмущение, вздохнул Рендалл. — Отец леди Мэйнарии, барон Корделл, был моим другом. И я считаю своим долгом сделать все, что можно, для ее скорейшего выздоровления…
В глазах хейсара появилось сомнение:
— Прости, ашер, но она выглядит нормальной!
Граф Грасс прищурился и высокомерно процедил:
— Ты сомневаешься в моем Слове?
От него повеяло таким лютым холодом, что я поежилась. А горец равнодушно кивнул:
— Да, ашер! Клятва Клятв — это шаг. Шаг, на который требуется гораздо больше мужества, чем для того, чтобы сражаться одному против армии или умереть. Ибо, отдавая свое сердце майягарду, человек лишается всего — жизни, души и даже права на свое будущее. Чтобы решиться на такое, мало быть эйдине — для этого надо проникнуться Духом Бога-Воина. И переступить через свое «я»…
— Леди Мэйнария! Вы не повторите, от чего вас спас ваш спутник? Только, если можно, коротко и без лишних подробностей, — неожиданно попросил меня граф Грасс.
Я закусила губу и отрицательно помотала головой.
— Почему? Вы уже все забыли? Или отказываетесь от своих слов?
«Прежде чем говорить — думай. Сказав слово — держи…» — мрачно подумала я. И, чувствуя себя так, как будто пытаюсь шагнуть с башни донжона в пустоту, разверзшуюся под ногами, прошептала:
— От сторонников графа Иора Варлана, от укуса акрида, от десятка с лишним Серых и приблизительно от такого же количества лесовиков. Но все это — не в один день, а…
— Достаточно, — рявкнул Рендалл. Потом повернулся к хейсару и вопросительно приподнял бровь: — Убедился?
