Минуты через полторы, поняв, что я запутался, Роланд навалился грудью на стол и по-дружески врезал мне кулаком по плечу:
— О чем задумался?
— Ты за меня поручился. Уйду, нарушив клятву, — тебя разжалуют в первачи.
— Не понял. Ты же хотел изобразить свою смерть?
Я ткнул пальцем в шрам и в сердцах врезал кулаком по столу.
Круча недоумевающе посмотрел на меня, а потом усмехнулся:
— А говоришь, что готов… Да ладно, не дергайся ты так! С уходом ты придумал правильно. Но чтобы тебя не узнали, надо сделать следующее…
О том, что у Роланда есть младший брат, я знал. И даже слышал, что его лишили родительского благословения
[108]
. А вот почему — не имел никакого представления: Голова об этом не говорил, а я, естественно, не спрашивал. Как оказалось, он просто стыдился признать, что в восемь лиственей от роду его брат ушел к Серым. И не просто ушел, а умудрился освоиться с неписаными законами Пепельного братства и двинулся к вершинам власти.
В девять лиственей он получил первую кличку. В двенадцать — имя. В пятнадцать — прозвище. К семнадцати дорос до плеча
[109]
, к двадцати трем — стал локтем
[110]
, а в двадцать семь оказал главе Молтского братства Пепла какую-то услугу и получил под свою руку один из мелких городов.
Судя по всему, преумножать богатства Серых у него получалось очень неплохо, так как уже через год Марека по прозвищу Угорь вознесли
[111]
до десницы — первого помощника главы клана. И теперь под его началом были не только розы, нищие и резаки
[112]
, но и пара-тройка самых настоящих пятерок
[113]
!
Кстати, описание способностей Серых, входящих в эту самую пятерку, меня здорово удивило: скупой на похвалы Голова назвал их «очень хорошими стрелками», а это значило, что они действительно умеют стрелять! И тем самым могут избавить меня от необходимости драться с телохранителями графа Тьюварра.
За рассказом последовало предложение помощи, от которого я отказался. Ибо почувствовал, что желания общаться с братом у Роланда нет и не будет:
— Спасибо. Обойдусь.
Причины моего отказа Круча не понял и взбеленился. Я — объяснил. Коротко, рвано, но понятно. И… опешил, услышав встречный вопрос:
— Мне послышалось или ты недавно что-то говорил о Долге?
Отказываться от сказанного я не умел, поэтому кивнул:
— Говорил.
— Тогда позволь мне напомнить, что я должен тебе четыре своих жизни и еще два с половиной десятка жизней своих первачей!
— Но…
— Без моей помощи ты Тьюварра не убьешь. А умереть в шаге от цели, да еще и подставив всех нас, я тебе не позволю. Ясно?
Услышав в его тоне хорошо знакомые мне нотки, я сдался:
— Ясно.
— Тогда пока я рассказываю, что и как ты будешь делать, подумай, где бы ты мог провести месяц-полтора, который мне понадобится, чтобы отвезти твою кожу в Аверон, договориться с Мареком и найти себе лист
[114]
на охрану обоза куда-нибудь в Омман или Белогорье.
Я кивнул, показывая, что подумаю, и он продолжил:
— Пока ты будешь прятаться, Серые найдут способ проникнуть в замок, найдут спальню графа Ареника и оставят пару-тройку ложных следов для дознавателей. К этому времени я уберусь подальше и обеспечу себе железные костыли
[115]
. Потом один из парней Марека выдернет тебя из твоего схрона, поможет скрыть шрам и неузнанным добраться до Тьюварра.
— Спасибо, — благодарно выдохнул я.
— Благодарить пока рано. Лучше скажи, что ты собираешься делать после того, как убьешь графа Ареника?
«После того, как убью?» — мысленно повторил я.
— Кром, не тупи! Где, а главное, на что ты будешь жить?
Я вгляделся в его глаза, в которых отражалось пламя камина, вспомнил погребальный костер Ларки, в котором когда-то сгорела моя душа, и поднял взгляд к потолку:
— Уйду… К маме и сестре.
Круча опустил взгляд и глухо пробормотал:
— «Тот, кто отворил кровь единожды, подобен скакуну, вступившему на тонкий лед: любое движение, кроме шага назад — суть путь в Небытие. Тот, кто отворит кровь дважды и более, воистину проклят. Он никогда не найдет пути к Вседержителю…» Ты убивал, Кром! Значит, к ним уже не попадешь…
— Попаду!!! — заорал я, изо всех сил врезал кулаком по столу и… улыбнулся. Первый раз за много-много лет: — Попаду, Роланд! Я заслужу Темное Посмертие.
Воспоминания о начале своего Пути окончательно испортили мне настроение. И я, открыв глаза, угрюмо уставился на посыльного, договорившегося до необходимости уничтожения храмов Бога-Отступника:
— …Бездушные — зло! В каждом из них живет частичка Двуликого, и каждое мгновение их пребывания на Горготе — это чья-то смерть. Вот у тебя есть дети?
Дети у Рыжего были — услышав этот вопрос, он с такой силой сжал челюсти, что на его висках вздулись здоровенные желваки.
— Во! Тады представь, что вот этот Нелюдь… — вассал графа Грасса пальцем показал на меня, — похитил ТВОЮ дочь! И, затащив ее в Харрарский лес…
Ждать описания того, что я должен был вытворить со своей жертвой, десятник не стал — сорвался с места и хо-о-орошим таким колуном
[116]
отправил посыльного на пол:
— Еще одно слово о моей дочери — и я вырву тебе язык!!!
— Сыч, архх
[117]
!!! — вполголоса рявкнул напарник Рыжего, подскочил к валяющемуся на полу посыльному и рывком поставил его на ноги: — Сюда кто-то поднимается! Давай, приводи себя в порядок, а то нам не поздоровится…
