Я подалась вперед и превратилась в слух.
Король облизал пересохшие губы, скрипнул зубами и продолжил. Голосом, в котором не было ничего человеческого:
— Оказалось, что в ночь с девятого на десятый день четвертой десятины третьего лиственя Бездушный Кром по прозвищу Меченый добровольно признал себя виновным в следующих преступлениях: в убийстве графа Валена Увераша, в вашем похищении и… — в его глазах запылало пламя самого настоящего безумия, — и в насилии… Над вами…
— Бред!!! — вскочив на ноги, воскликнула я. И тут же поправилась: — Простите, сир, но это — полная ерунда! Он меня не похищал, а спасал! И вел себя по отношению ко мне предельно корректно!
— Леди Этерия, мэтр Шайгер утверждает, что у королевского обвинителя есть свидетели, подтверждающие факт похищения, и что в ближайшие дни эти свидетели прибудут в Аверон… А насчет насилия — дознаватель процитировал часть показаний Бездушного. По словам самого Меченого, он собирался сделать из вас так называемый «ключ» — средство, позволяющее ему привлекать на сторону Бога-Отступника чистые души. Именно поэтому подвергал вас испытаниям, которые калечат разум и уродуют душу…
Я криво усмехнулась:
— А-а-а, так вот почему десятник Арвазд считает меня эйдине!
Латирдан опустил взгляд, но все-таки кивнул:
— Наверное…
— Скажите, сир, а почему последнее время, здороваясь со мной, хейсары опускают слова «…и плодовитости лону»?
Неддар хрустнул пальцами и чуть слышно выдохнул:
— Эйдине — это сухая ветвь. И должна угаснуть.
— Логично. А кто такая Найтэ? Сегодня утром ваш побратим пожелал, чтобы она торила мне путь.
— Богиня добра и справедливости. Единственное существо на Горготе, способное вывести эйдине из чертогов Хэль.
— Спасибо за емкие и исчерпывающие объяснения, ваше величество! — выдохнула я. Потом мысленно проговорила пришедшие в голову аргументы и заставила себя улыбнуться: — Сир, Кром меня не похищал и не насиловал. Его заставили себя оговорить. Силой! Скорее всего, граф Грасс Рендалл — увы, других лиц, заинтересованных в смерти Меченого, я не знаю.
Неддар поднял на меня взгляд и отрицательно покачал головой:
— Мэтр Шайгер утверждает, что Крома не пытали.
— Утверждать можно все, что угодно, сир!
— Да. Так и есть. Поэтому сразу после разговора с ним я послал в королевскую тюрьму Вагу и мэтра Регмара. Они очень внимательно осмотрели Бездушного и, вернувшись, подтвердили слова дознавателя.
Я нервно хихикнула — то, что Крома не пытали, было здорово. А то, что из всех имевшихся у меня аргументов, осталось только Слово — отвратительно.
Догадавшись, о чем я думаю, Латирдан снова покачал головой:
— Слово эйдине ничто против чистосердечного признания, да еще и подкрепленного показаниями свидетелей.
— Я — не эйдине, сир!!!
— Возможно… — криво усмехнулся он. — Но это надо доказать. Причем не мне, а королевскому судье.
У меня оборвалось сердце и задрожал подбородок.
Решив, что я вот-вот заплачу, Неддар поморщился:
— Если можно, то без слез, ладно? Терпеть не могу, когда меня пытаются вынудить что-то сделать таким способом…
— Слезы — не доказательство… — холодно сказала я. — Я поищу что-нибудь более веское.
— Замечательно! — кивнул он и встал. — Тогда, если у вас нет каких-либо просьб или пожеланий, я пойду.
— Есть одна просьба, ваше величество! — вскочив на ноги одновременно с ним, воскликнула я. — Вы не могли бы поручить контроль над расследованием этого дела другому члену Внутреннего Круга?
Латирдан удивленно приподнял бровь:
— Зачем? И кому именно?
— Граф Грасс уже доказал свою пристрастность… Арзаю Белой Смерти, сир!!!
— Но он вас…
— …презирает? — поняв, что он имел в виду, усмехнулась я.
— Скорее, не уважает. Ибо вы — первая гард’эйт, которую не услышал Бастарз, — угрюмо буркнул король.
— Ничего! — улыбнулась я. — Зато он прям, как стрела. И ни за что не отступится от данного слова.
Глава 29
Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя
Шестой день первой десятины первого травника
Слепящая глаза белая полоса — карниз из белого мрамора, освещенный лучами заходящего солнца… Перевернутое вверх тормашками окно кабинета, чем-то похожее на черную рану на бледно-розовом теле Башни Света. Бездонная синь неба с желтым серпом Уны. Остро заточенные клыки северной стены, втыкающиеся в зеленые склоны Гидермесского хребта. Стремительно приближающиеся плиты хозяйственного двора. Телега с сеном. Снова стена Башни Света. Карниз. Окно…
От безостановочного мельтешения разноцветных пятен слезились глаза, кружилась голова и тошнило. Но любая попытка подумать о чем-нибудь другом или пошевелиться заканчивалась одним и тем же: дикой вспышкой боли и до безумия страшным воспоминанием — мигом, когда мир перестал вращаться и замер с оглушительным хрустом ломающихся костей. Поэтому Ансельм обреченно вглядывался в этот безумный калейдоскоп и терпел.
Долго… Вечность или две… До тех пор, пока где-то на краю сознания не возник еле слышный звук — гудение.
Воображение услужливо нарисовало образ толстого, мохнатого шмеля, перелетающего с цветка на цветок и постепенно приближающегося к… чему?
Попытавшись понять, к чему приближается шмель, глава Ордена Вседержителя внезапно понял, что видит — перед его лицом возник знакомый сине-зеленый «пузырь» балдахина и кусок витого шнура для вызова Бенора…
«Я спал?» — растерянно подумал монах, попробовал перевернуться на бок и чуть было не потерял сознание от невыносимой боли, прострелившей его тело от темени и до пяток.
— Не шевелитесь, ваше преподобие… — прозвучало откуда-то справа.
— Что со мной? — кое-как удержавшись в сознании, спросил Ансельм.
Вернее, не спросил, а попытался — вместо слов его горло издало еле слышное сипение.
Впрочем, Бенору хватило и его:
— Вы упали. Очень неудачно.
Глава Ордена Вседержителя снова вспомнил момент, когда мир, вращавшийся вокруг него, внезапно застыл, и вздрогнул.
В этот момент гудение «шмеля» стало оглушительным, и Ансельм вдруг различил в нем отдельные слова:
— …а мне плевать, что и как ты будешь делать — его преподобие должен выздороветь! И чем скорее — тем лучше!!!
— Я стараюсь, но…
— А потише нельзя?! — раздраженно зашипел брат Бенор. — Его преподобие в сознании.
Гудение тут же стихло, со стороны входной двери послышался торопливый перестук двух пар сапог, потом правое запястье обожгло прикосновение чьих-то пальцев, а мгновением позже перед глазами Ансельма возникло встревоженное лицо брата Рона:
