— Как так? — возмущенно дернулся глава Ордена и на несколько мгновений погрузился в бездну Боли — сломанная ключица, ребра и левый бок вспыхнули огнем, а следом за ними заныли ягодица, предплечье и ухо.
Когда боль стала сравнительно терпимой, Рон уже добрался до выводов:
— …следовательно, в Ордене имеются соглядатаи графа Рендалла! Причем не среди рядовых клинков, а где-то в нашем окружении…
Глава 30
Мэйнария д’Атерн
Шестой день первой десятины первого травника
К рассвету надежда на то, что при достаточно хорошем знании Права Крови Слова и Строки, описывающие особенности отношения Закона к простолюдинам, обвиняемым в убийстве представителей дворянского сословия, можно трактовать так, как заблагорассудится, умерла окончательно и бесповоротно — лазеек в шестом Слове не было! Ни одной! А наказанием для всех перечисленных в нем видов убийства была исключительно смерть.
Правда, разная — черных, убивших дворянина по неосторожности, ждало «обычное» четвертование. Лишивших жизни расчетливо и хладнокровно — ослепление с последующим колесованием. Позволивших себе оскорблять будущую жертву или уличенных в глумлении над трупами — то же колесование, но с вырыванием языка.
Простолюдинов, поднявших руку на белого из жажды наживы, предписывалось напоить расплавленным свинцом, а прервавших нить жизни несовершеннолетнего — опустить в котел с кипящим маслом.
Хуже всего Закон относился к тем, кто не только убивал, но и насиловал — таковых требовалось сначала оскопить, потом отрубить им руки и ноги, целую десятину катать по городу на «насесте» и в итоге посадить на кол.
Да, это было справедливо. Но — только против ВИНОВНЫХ. А не тех, кого оговорили или заставили оговорить себя.
Изучать эту часть свитка оказалось тяжелее всего — чтобы найти способ доказать невиновность Крома, мне приходилось вчитываться в каждую Строку. Частенько — не по одному разу. И, естественно, представлять. А представляя, видеть на эшафоте Меченого и… себя!
Почти каждый подобный образ, услужливо «нарисованный» сознанием, изобиловал мелкими, но холодящими душу подробностями — я представляла алые капюшоны палачей и остро отточенные лезвия их топоров, ощущала тошнотворный запах свежепролитой крови и смрад горящей плоти, чувствовала шероховатость обода колеса, боль от врезающихся в запястья веревок. И все глубже и глубже погружалась в бездну отчаяния.
Для того, чтобы вырваться из очередного наваждения, мне приходилось отрываться от свитка, класть руки на Посох Тьмы, с вечера лежащий у меня на коленях, прикасаться к пройденному Кромом Пути и представлять, какое количество спасенных жизней прячется за этими безликими зарубками.
Метания между Правом Крови и Посохом Тьмы продолжались целую вечность. До тех пор, пока на пороге кабинета не возникла Атия с запотевшим кувшином в руках:
— Ваша милость, может, хоть компотика попьете?
Невесть в который раз перечитав одну из Строк и снова не увидев и тени выхода из тупика, я заставила себя оторваться от свитка, повернулась к служанке, оглядела ее воспаленными от ночного бдения глазами и обреченно кивнула:
— Можно…
Она тут же скользнула к столу, поставила передо мной вычурный серебряный кубок, украшенный гербом Латирданов, наполнила его компотом и тяжело вздохнула:
— Ваша милость, вы себя совсем не бережете! По ночам желательно спать…
Я непонимающе уставилась на нее:
— Что?
— Вы уже вторую ночь зачитываетесь! Вон-а, даже кровать не смяли! Я, конечно, понимаю — любовь, менестрели и прекрасные принцы, но…
— Любовь? — сообразив, что она имела в виду, нервно хихикнула я. — Прекрасные принцы?
— Ну да! А что еще может читать такая высокородная дама, как вы? Конечно же, душещипательные истории о мужественных красавцах, скитающихся по Горготу и ищущих свою вторую половину, истории о сладкоголосых менестрелях, воспевающих прелести самых ослепительных женщин, когда-либо рождавшихся под солнцем, рассказы о доблестных воинах, закрывающих собой своих сюзеренов и кровью зарабатывающих себе меч
[141]
…
— Не только… — криво усмехнулась я, вцепилась в кубок с компотом и, вздрогнув, опрокинула его на себя.
— Ой!!! — перепуганно вскрикнула служанка, сорвалась с места и, упав рядом со мной на колени, принялась промокать мое платье собственным передником: — Простите, ваша милость, это — из-за меня: я, дура косорукая, поставила кубок на край стола…
— Повтори, что ты сейчас сказала? — глядя на нее дурными глазами, попросила я.
— Что я… э-э-э… виновата!
— Нет, раньше! До того, как я перевернула кубок!
Девушка захлопала ресницами и осторожно спросила:
— Про прекрасных принцев, что ли?
— Да! И про доблестных воинов, которые… как ты там сказала?
— …которые, совершая подвиги, зарабатывают себе меч…
— Умница!!! — воскликнула я, вскочила на ноги и, не обращая внимания на ошалевший взгляд служанки и то, что платье липнет к ногам, изобразила несколько танцевальных па.
— Ваша милость? — ошарашенно пробормотала Атия. — Может, лучше… э-э-э… танцевать в чем-нибудь сухом?
— Ага, лучше… — кивнула я, метнулась к столу и торопливо промотала Право Крови до пятого Слова. — Та-а-ак… Где я это видела? Вот!!!
— Что «вот», ваша милость?
— То, что ты — умница!!! — воскликнула я, выпустила из рук свиток и, выдернув из волос шпильки, радостно тряхнула головой…
Увидев меня перед дверью собственных покоев, Этерия Кейвази удивленно приподняла бровь:
— Доброе утро, леди Мэйнария! Вы ждете меня?
— Да…
— А почему в коридоре, а не в гостиной?
— Не терпится… — ляпнула я. Потом сообразила, что веду себя как ребенок и поправилась: — Просто у меня появилась пара вопросов, от ответов на которые зависит очень многое.
— Первый ответ мне понравился больше, — улыбнулась баронесса. — Он — настоящий! А второй — лишь красивая вязь из слов, с помощью которой говорящий обычно скрывает истинную суть предложения.
— Ну, для подавляющего большинства форма частенько важнее содержания, — слегка покраснев, сказала я. — Люди предпочитают слышать то, что хочется, а не то, что есть на самом деле.
— Ну да, — вздохнула леди Этерия. — Но я в их число не вхожу, ибо не понимаю отношений, построенных на недоговоренностях и лжи…
Коротенький обмен мнениями о достоинствах и недостатках традиционных способов общения закончился в кабинете баронессы — закрыв за собой дверь, она жестом показала мне на ближайшее кресло и, не дожидаясь, пока я сяду, устроилась в кресле напротив.
