— Зачем бы я стал вас разыгрывать? — спросил слегка задетый вампир.
— Не знаю, — растерянно пожала плечами Кларисса. — Но как вы можете быть вампиром? Я читала несколько ваших стихов и слышала о вас от учителя. Я думала, вы умерли от лихорадки в Греции. — Она задумалась. — В 1825 году или около того.
Лорд Байрон и Кларисса спустились по лестнице в сад и, прогуливаясь вдоль широкого газона, дошли до изгороди, сразу за которой во времена тамплиеров текли мутные воды Темзы, а теперь была широкая набережная.
— В 1824-м, — поправил девушку вампир. — И я действительна чуть не скончался от лихорадки, однако нашел способ избежать столь печальной участи.
— Не хотите ли вы сказать, что стали вампиром добровольце? — не веря своим ушам, спросила Кларисса.
— Да, так и было. Но почему это вас так удивляет, сударыня?
Кларисса растерянно покачала головой.
— Я просто не представляю, как человек может добровольно обречь себя на ночное существование!
Лорд Байрон остановился и задумался.
— А почему нет? Мне кажется, эти ночи не сильно отличаются от прежних, когда я еще был человеком, разве что выбор блюд стал — скажем так — намного более однообразным. Мы и тогда бодрствовали ночью и отдыхали днем. Утро существовало лишь для любителей охоты. Остальные предпочитали хорошенько отоспаться и выбирались из постели не раньше полудня. Поколения дворян и богачей проводили жизнь в праздности. Труд был знаком лишь черни, с которой мы не имели ничего общего. Люди нашего круга уже тогда вели ночной образ жизни и только и делали, что пили, флиртовали, играли в азартные игры и танцевали. Правда, танцы обошли меня стороной.
— Вы не танцуете?! — воскликнула Кларисса, вспомнив о вальсе с Лучиано, когда они кружились по комнате в доме на Рабен-штайг.
Венская ночь, которая началась так печально — ведь Кларисса не могла пойти с наследниками на придворный бал — и закончилась огромной радостью, когда Лучиано вернулся, чтобы потанцевать со своей возлюбленной.
— Нет, — немного резко ответил лорд Байрон. — Тогда не танцевал.
Кларисса вспомнила, что где-то читала о больной ноге Байрона, и невольно посмотрела на элегантные сапоги с отворотами, в которых вампир твердой походкой ступал рядом с ней. Глаза лорда Байрона гневно сверкнули, и Кларисса поняла, что он догадался, о чем она думает. Сгорая со стыда, девушка начала бормотать извинения, но Байрон отмахнулся.
— Вы правы. Я не танцевал из-за этой чертовой ноги, которая сразу же сделала бы из меня посмешище. Зато в верховой езде мне не было равных, можете не сомневаться.
— А теперь она вам больше не мешает? Я думала, что после превращения...
—...вампир каждую ночь просыпается таким же, каким он был в день своей смерти? — закончил мысль Клариссы лорд Байрон. — Да, это правда. Превращение в вампира не избавляет от физических изъянов, но с каждым годом ты становишься все сильнее, начинаешь двигаться гораздо быстрее и проворнее и постепенно перестаешь чувствовать боль и усталость. Человеку трудно даже представить, что это значит.
Кларисса улыбнулась.
— Вы рисуете такие радужные картины, лорд Байрон! Трудно поверить, что вы сейчас говорили о вампирах.
— Да? — наморщив лоб, спросил поэт. — Почему же?
— Потому что вампиры — проклятые существа!
— Что значит проклятые? — спросил позабавленный этим заявлением Байрон. — Бедные черти, которые называют себя людьми, но работают в нечеловеческих условиях на фабриках и ютятся в крошечных каморках, надрываются в портах или попрошайничают на улице, чтобы не умереть от голода, а затем заливают свое горе джином, — вот кого я называю проклятыми и покинутыми Богом! Я же чувствую себя в своем новом теле просто великолепно!
Кларисса задумалась над словами поэта.
— Но ведь сейчас вы всего лишь тень, нечистокровный, вынужденный подчиняться воле чистокровных Вирад. Вам это не мешает? Ведь вы были лордом, аристократом, потомком древнего могучего рода, вращались в высших кругах общества и окружали себя толпами слуг.
— Слуг у меня полно и сейчас, — заверил лорд Байрон изумленную Клариссу. — И все Вирад обращаются со мной с должным уважением. Я не был, я по-прежнему остаюсь лордом, аристократом и потомком древнего рода!
Кларисса все еще немного недоверчиво смотрела на вампира. Но зачем ему ее обманывать?
— Вы знали, на что идете? Я имею в виду, когда решили добровольно стать вампиром.
Поэт задумался.
— Да, в той мере, в которой человек способен представить себе вампирское существование. Я заинтересовался ночными существованиями задолго до своей смерти. Думаю, это произошло в 1816 году, когда я и несколько моих друзей встретились на Женевском озере и одной чудной ночью решили, что каждый из нас должен написать роман о зловещих созданиях. Там были Джон Полидори, Клэр Клэрмонт и супруги Шелли. Вы, наверное, слышали о Мэри 1пд1шн, в замужестве — Мэри Уолстонкрафт Шелли.
Кларисса покачала головой.
— Она была писательницей?
— Да, и очень талантливой. Она написала роман «Франкенштейн, или Современный Прометей», выдающееся произведение английской литературы.
Кларисса не могла припомнить, чтобы она когда-нибудь слышала это название.
— Полагаю, ваши родители считали, что такой юной барышне еще рано читать подобные романы. Но сейчас я настойчиво рекомендую вам ознакомиться с этой книгой. Спросите о ней Винсента, вампира в теле ребенка. Вы уже наверняка его видели. Он собирает все, что когда-либо было написано о ночных существам.
Кларисса кивнула, и лорд Байрон продолжил рассказ.
— Я так и не закончил начатое мной произведение, но мой друг Полидори — он долгое время был моим личным врачом и много раз сопровождал меня в путешествиях, — позаимствовал несколько моих идей и создал образ вампира лорда Рутвена. Тогда мне казалось, что этот удивительный образ — лишь плод фантазии писателя, но когда я познакомился с первым настоящим вампиром здесь в Лондоне, то понял, что Полидори списал своего героя с одного из них.
— Это был вампир, который потом укусил вас?
— Да, конечно. Это была удивительная ночь. Между нами завязался разговор, и мы понравились друг другу. Впоследствии он стал сопровождать меня в путешествиях и оказал заметное влияние на мое творчество. Мы пережили множество удивительных приключений, были членами тайного союза карбонариев, которые пытались освободить Италию от Габсбургов, ездили в империю могучего Али-паши, в Албанию и Грецию, где поддерживали благородных эллинов в их освободительной борьбе
— И там вы заболели?
Поэт кивнул, и в первый раз в его голосе послышалась горечь,
— Я выехал покататься на лошади в дождь и вернулся домом промокшим до нитки, после чего меня сразила дурацкая лихорадка. Это произошло еще до решающего восстания, и мне так и не представилась возможность совершить что-нибудь значительное, о чем позже писали бы в учебниках по истории.
