– Разрази гром его черную душонку! – бесился Руперт. – Дьявольские козни, ясно как день. Коня, Флетчер! Коня!
– Коня, милорд?
– Не корову же, черт побери! Лошадь, любезный, и побыстрее.
– Но, милорд…
– К дьяволу твое «но»! Иди найди мне лошадь и пистолет!
– Но, милорд, у меня тут нет верховых лошадей! У фермера Джилса есть жеребчик, но…
– Нет лошадей? Черт знает что! Беги приведи лошадь, которую сейчас подковывает кузнец! Поторопись!
– Но, милорд, это лошадь мистера Мэнверса, и…
– Пусть мистер Мэнверс проваливается к дьяволу! Ладно, я сам пойду! Нет, погоди! Пистолет, любезный!
Хозяин совсем перепутался.
– Милорд, вам, наверное, солнце голову напекло…
– Солнце? В это время года? – взревел Руперт, окончательно осатанев. – Иди найди мне пистолет, плут!
– Да-да, милорд, да-да, – ответил Флетчер и поспешил ретироваться.
Руперт кинулся по дороге в сторону кузницы и услышал, как кузнец насвистывает, постукивая молотком.
– Коггинс! Эй, Коггинс!
Кузнец обернулся.
– Чего изволите, милорд?
– Поторопись с подковой, любезный. Мне нужна эта лошадь.
Коггинс уставился на него, разинув рот.
– Но… но эта лошадь не из конюшни его светлости, сударь…
– Гром и молния! Да разве в конюшне его светлости нашелся бы такой одер! Ты меня дураком считаешь?
– Но это же гнедой мистера Мэнверса, милорд!
– Да будь он хоть пегим самого дьявола! – крикнул Руперт. – Он мне нужен, и дело с концом! Долго ты еще будешь копаться с подковой?
– Что же, сударь, может, двадцать минут, а может, и подольше.
– Гинея, если поторопишься! – Руперт порылся в карманах и извлек на свет две кроны. – Возьмешь ее у Флетчера, – добавил он, засовывая кроны назад в карман. – И хватит таращиться на меня, любезный! Прибивай подкову, не то я заберу у тебя молоток и вобью немножко смысла в твою тупую голову! Провалиться мне, если не вобью!
После такого предупреждения кузнец взялся за работу с большим усердием.
– Конюх ушел на ферму Фоли, милорд, – осмелился он заметить через минуту-две. – Что, ваша милость, мне ему сказать, когда он вернется?
– Скажи, чтобы передал поклон от лорда Ру-перта Аластейра мистеру Мэнверсу… – что это еще за мистер Мэнверс, черт его побери! – поклон и благодарность за то, что он столь любезно одолжил ему свою лошадь. – Руперт обошел вокруг лошади, оценивая ее стати. – Лошадь? Мешок костей с коровьими бабками! Да никто просто права не имеет держать такой скелет. Слышишь, Коггинс?
– Да, милорд. Слышу, сударь.
– Ну, так поторопись с подковой и отведи животину к «Гербу»! – И Руперт поспешил по дороге назад к гостинице, где его уже ждал флетчер с внушительным пистолетом.
– Он заряжен, милорд, – предупредил Флетчер. – Да только ваша милость и правда здоровы?
– Хватит болтать! Куда поехала карета?
– Да надо бы в Портсмут. Неужто ваша милость думает ее догнать?
– А что еще, дурень? И мне нужна шляпа. Принеси какую-нибудь.
Флетчер смирился с неизбежным.
– Если ваша милость снизойдет взять мою воскресную…
– Ладно, сойдет. Составь счет, и я заплачу… э… когда вернусь. Черт бы побрал этого пентюха Коггинса! Он что, до утра прокопается? Они и так меня уже на час опережают!
Однако Коггинс вскоре явился, ведя на поводу гнедого. Руперт сунул пистолет в седельную сумку, подтянул подпругу и вспрыгнул в седло. Кузнец решился на последнюю мольбу.
– Милорд, мистер Мэнверс – джентльмен очень раздражительный, и надо бы…
– К дьяволу мистера Мэнверса, слышать больше про него не хочу! – ответил Руперт и зарысил
по дороге.
Позаимствованный конь оказался отнюдь не быстрым как ветер, в чем Руперт не замедлил убедиться. У него были свои понятия, какой выбирать аллюр, и почти всегда он настаивал на своем, к собственному удовольствию и вящей злости Руперта. А потому было уже почти четыре, когда Руперт наконец въехал в Портсмут, изнемогая от усталости, как и его лошадь.
Он сразу же направился на набережную и узнал, что шхуна, стоявшая у причала последние три дня, ушла в море менее часа назад. Руперт швырнул шляпу мистера Флетчера на землю.
– Разрази меня гром! Я опоздал!
Начальник порта посмотрел на него с вежливым удивлением и подобрал шляпу.
– Скажи мне вот что, – потребовал Руперт, спешиваясь, – на ней отплыл подлый француз?
– Да, сударь, иностранный джентльмен с рыжими волосами и его сын.
– Сын? – вскричал Руперт.
– Ну да, сударь, и совсем больной. Мусью сказал, что у него горячка, и отнес его на борт, точно покойника, – закутал в плащ с ног до головы. Я еще сказал Джиму – вот ему: «Джим, – сказал я, – стыд и позор тащить этого малыша на борт, то есть коли он так занедужил».
– Одурманил, черт побери! – воскликнул Руперт. – Ну, я с ним посчитаюсь! Увез ее во Францию, а! И что, черт побери, ему от нее нужно? Эй, ты! Когда отплывает следующий пакетбот в Гавр?
– Сударь, ничего годящегося для таких, как ваша милость, до среды не будет, – сказал начальник порта. Хотя манжеты Руперта висели клочьями, а кафтан был весь забрызган грязью, начальник порта умел распознать истинного джентльмена с первого взгляда.
Руперт огорченно взглянул на себя, наклонив голову.
– Для таких, как… Ну-ну! – Он указал хлыстом на неказистое суденышко, нагруженное свертками тканей. – А это куда плывет?
– В Гавр, сударь, да только вы сами видите, ваша милость, это же лохань лоханью.
– А когда она отплывает?
– Ввечеру, сударь. И так уже два дня лишних стоит, попутного ветра дожидается, но нынче после шести отчалит с приливом.
– Это судно мне и требуется, – деловито объявил Руперт. – Где его шкипер?
Начальник порта растерялся.
– Так оно же старое, грязное, сударь, и никак…
– Грязное? Так я грязный, черт побери! – перебил Руперт. – Пойди отыщи для меня шкипера и скажи ему, что я хочу отправиться во Францию сегодня.
Начальник порта послушно затрусил прочь и вскоре вернулся с дюжим чернобородым верзилой, одетым в рядно. Этот джентльмен смерил Руперта невозмутимым взглядом, вытащил изо рта длинную глиняную трубку и пророкотал два слова:
– Двадцать гиней.
– Что-что? – сказал Руперт. – Десять, и ни фартинга больше!
Бородач неторопливо сплюнул в море, но не одарил своего собеседника ни словом. В глазах Руперта вспыхнули зловещие огоньки. Он похлопал шкипера по плечу кончиком хлыста.
