И его бледное, очаровательное лицо в самом деле подернулось
дымкою печали.
“Что это он так переживает? — невольно ухмыльнулся Алексей:
очевидно, воздух распутства, которым все было пропитано в этом уютном бело
—розовом, как и сама хозяйка, будуаре, невольно сделал его бесстыдным. — Явился
к милашке, а она нынче в нечистых днях?”
— Поверьте, я на все готова, на все, — прошептала хозяйка. —
Однако что же я могу в нынешнем моем состоянии?
“Ну, точно! — уверился Алексей в своих физиологических
подозрениях. — Беда, ничего аббатику нашему не отломится, придется сыскать себе
под пару какую — то монашенку!”
Однако при следующих словах княгини Eudoxy он насторожился:
— Вы же знаете, что к помощи мужа я в сем деле прибегнуть не
могу. Он утратил все свои полезные знакомства! Единственный человек из
придворного окружения, с которым он поддерживает связь, это граф фон дер Пален,
вот и завтра муж ждет его к себе, однако графу, как я понимаю, меньше кого бы
то ни было следует знать о проекте его преосвященства…
— Подумайте выше, сударыня, — усмехнулся аббат. — Неужели вы
думаете, что святой отец Губер, который, конечно же, весьма умен и уважаем мною
и всеми братьями, мог в одиночестве измыслить столь величественное предприятие?
Конечно же, к проекту сему приложили, руки и другие… так что говорите смело: “о
проекте его святейшества” — и не ошибетесь!
— Не уж то и сам святой отец, сам папа… — пробормотала
Eudoxy и умолкла, словно священный трепет сковал ей уста.
Флориан значительно наклонил голову:
— Вот именно. И вы, безусловно, правы: граф фон дер Пален —
категорически неподходящая кандидатура. Скажу больше — мы полагаем его основным
камнем преткновения на нашем пути к сердцу молодого императора.
—Убийца его отца… фу! И оставить его на первых должностях в
стране? — возмутилась Eudoxy. — Как это гадко, пошло!
— Да бросьте, дочь моя, — усмехнулся Флориан. — Зачем
навешивать на репутацию юного государя все эти словесные рюши? Мы-то с вами
прекрасно знаем, что без одобрения Александра Пален и шагу не сделал бы. Гласно
или негласно, однако одобрение сие было получено.
— Гласно или негласно? Раньше вы выражались определеннее, вы
говорили, что Пален имел на свои действия полное одобрение Александра,
выраженное в письменном виде!
— Имел. А что проку? Со смертью, нет, скажу определеннее, с
убийством генерала Талызина мы утратили все наши преимущества.
— Значит, это письмо…
— Вот именно. Оно исчезло, хотя находилось в тайнике, о
котором знали только сам генерал и ваш покорный слуга. — Аббат картинно уронил
голову, словно заправский гусар, и Алексею даже послышалось щелканье каблуков.
— Но, получается, знал и кто-то еще… к нашему великому прискорбию!
Генерал Талызин был истинным сыном нашей святой католической
церкви. Он сумел перехитрить самого Палена и каким-то непостижимым образом
завладел письмом великого князя, определенно подтверждающим его главенствующую
роль в перевороте. Да, окажись это письмо сейчас в руках графа Палена, ему не
пришлось бы трепетать за свою участь!
— А.он трепещет? — оживленно спросила Eudoxy. — Неужели? Вы
полагаете, настанет-таки час, когда это чудовище с ледяными глазами исчезнет из
Петербурга?
— Мы делаем все, что можем, — скромно кивнул отец Флориан.
— Конечно, если бы не вдовствующая императрица, наши позиции
были бы весьма слабы. Она очень умело сеет рознь между государем и его
ближайшим советником. Александр хороший сын. Он чувствует свою вину, чувствует,
что мать знает о его виновности…
— О, конечно, эта лицемерка делает все возможное, чтобы
усугубить его чувства, — ехидно перебила Eudoxy, — однако мне точно известно,
что графиня Баденская, увидав Марию Федоровну, не могла прийти в себя, увидев
ее такой радостной.
Ведь едва закончились первые шесть недель траура, как она
снова стала присутствовать на придворных приемах. Велела нарисовать свой
портрет в глубоком трауре, потом отпечатать с него гравюры, — и раздаривала их
всем, кому могла, словно дешевая актерка.
Она теперь живет в Павловске и держит там двор. Устраивает
большие приемы, прогулки верхом, в которых всегда сама участвует, завтраки,
ужины в саду… Она и не скрывает, что наслаждается жизнью.
Причем живет Мария Федоровна так широко и весело, как не могла
себе позволить при своем скупердяе — муже. Да и она сама никогда не отличалась
широтой натуры. Что вы хотите, немка! Знаете, она была до того бережлива, что
присвоила себе все платья, оставшиеся от императрицы Натальи, первой жены
Павла, потребовала у камеристки даже башмаки покойной!
Алексей ощутил, что от трескотни Eudoxy у него, начала
кружиться голова. Видимо, то же самое испытывал и аббат Флориан, потому что он
вдруг резко наклонился вперед, потом откинулся назад, сверкнул своими
прекрасными черными очами и почти угрожающе приказал:
— Довольно, сударыня!
Eudoxy замолкла, словно подавилась собственным языком. “Эка
он ее вышколил! — не мог не восхититься Алексей. — Умеет их брат католик с
женским полом обращаться, что и говорить, умеет!”
— Меня не интересуют сплетни такого рода, — тихо, но с
ощутимой, тщательно сдерживаемой яростью заговорил отец Флориан, — тем паче
когда речь идет о вдове человека, который был истинным отцом, надеждой и опорою
для нашего ордена в России.
Сейчас, после его смерти, мы осиротели. Мы уходим с
завоеванных рубежей, волей-неволей оставляем их один за другим. Вспомните:
Павел погиб 11 марта, а уже 13-го Александр первый раз появился в обществе без
мальтийского креста.
А граф Пален снял его днем раньше. Нетрудно понять, откуда
ветер дует. Только на Адмиралтействе еще некоторое время развевался наш флаг,
однако и он вскоре был снят. Молодой император отменил изображение мальтийского
креста в российском государственном гербе, он не предпринимает никаких попыток,
чтобы вернуть Мальтийский архипелаг иоаннитам.
Мне доподлинно известно, что готовится указ, в котором будут
такие бесповоротные слова: “После смерти командоров ордена Св.Иоанна
Иерусалимского наследники их не наследуют звания командоров ордена и не носят знаков
ордена, по тому уважению, что орден в Российской империи более не существует”.
Заковыристо, однако вполне понятно: более не существует. А
ведь мальтийские рыцари существовали не сами по себе. Они были тем троянским
конем, с помощью которого в Россию пришли мы. И вот теперь…
