Хозяин дома, впрочем, ошибался. И лишь только внимание его
отвлеклось от заветной двери, как Алексей скользнул сперва за тяжелую портьеру
(в последнее время ему не привыкать стать было прятаться в занавесках!), а
потом выметнулся из залы в узкий полутемный коридор, ведущий куда-то в недра дома.
И — на первом же шаге замер, охваченный дрожью, которая пронизала все его тело,
заставила затрепетать сердце: он снова почуял легкий, сладостный и в то же
время чуть горьковатый запах… эти духи, ее духи!
Она только что проходила здесь.
Алексей побежал по длинному коридору, часто, тяжело дыша,
словно зверь, который преследует добычу… нет, самку. Для него в этом запахе был
отчетливый, недвусмысленный призыв, и вся плоть его, тоскующая и жаждущая снова
изведать прежнее наслаждение, сердце его, смятенное, тоскующее, обиженное,
гнали его вперед и вперед, заставляли заглядывать в какие-то закоулки,
открывать какие-то двери, поднимать какие-то занавеси и врываться в какие-то
пустые, роскошно обставленные покои.
Наконец в одной из комнат он снова обнаружил драгоценный
аромат и побежал длинной, чудилось, нескончаемой анфиладою, вспоминая, как
рассыпались на плечи пастушки легкие русые волосы, когда мавр сорвал с нее
шляпку. Больше ничего Алексей не успел разглядеть, кроме облака волос, и вдруг
страшное сомнение закралось в душу: а что, если такими же духами пользуется не
только она? Ведь давно миновали времена, когда для каждой дамы приготовлял
особенные духи ее собственный парфюмер: теперь изделия парижских маэстро
ароматов можно отыскать в любой модной лавке, закупоренными в стеклянные
флакончики и уложенными в шелковые гнёздышки разноцветных футляров! Быть может,
этот неописуемый аромат принадлежит теперь другой, за другой мчится Алексей,
томимый желанием, а то и…, а то и вовсе за призраком, порожденным неотвязной
мечтою?
Он остановился, будто налетел на стеклянную стену, тяжело
дыша, отирая лоб и пытаясь привести в порядок мысли. Нет, в самом деле — он
гонит незнакомку, словно олень свою самку. А ведь мечется он по этим коридорам
и комнатам для того, чтобы восстановить свое доброе имя и защитить честь, а
вовсе не для того, чтобы опрокинуть желанную на первый попавшийся канапе и
снова… снова… о господи!
Не будет этого, никогда не будет, вдруг понял Алексей, ведь
гонит он не просто женщину, а врага. Тысячу раз прав мудрый князь Казарин: она
желала ему зла, она обрекла его на страдания. Так, значит, надо вырвать ее из
сердца и из плоти своей.
Алексей согнулся, схватился на грудь: почудилось, что
ударили его ножом, так вдруг сделалось больно. Пытаясь восстановить силы,
прогнать с глаз незваные слезы, он несколько раз глубоко вздохнул — и
обнаружил, что влекущий аромат исчез, словно и не было его никогда.
Да что такое?! Неужто незнакомка и впрямь была призраком — всего
лишь призраком, вызванным из небытия разгоряченным воображением погибельно
влюбленного мальчишки?
Мигом все трезвые мысли были забыты, он опять превратился в
ошалелого зверя… и в то же время сделался беспомощен, будто заблудившийся
ребенок.
Постоял, озираясь, но ничего не разглядел в темноте большой
залы, куда влетел, сам не зная когда и как. Очертания ее терялись во мраке,
здесь было душно, влажно, пахло сырой землей. Оранжерея, что ли? Зимний сад?
Кто-то говорил: теперь у богатых вельмож весьма модно разводить в домах
подобные сады, ну а князь Зубов, конечно, не мог остаться в стороне от такой
приятной моды, дающей возможность ему блеснуть своим баснословным состоянием.
Теперь понятно, почему Алексей больше не чувствует запаха духов: его поглотили
другие ароматы, более сильные, жгучие, назойливые, даже чувственные, Но, увы,
оставляющие его равнодушным.
Он немного успокоился, постоял, ожидая, когда глаза
привыкнут к темноте. Постепенно из причудливого мрака выступали очертания
каких-то деревьев, цветочных кустов, обвитых лианами. Матово светились бледные
цветы, словно загадочные женские лица. Алексей побрел куда-то, не видя, не
понимая, куда он идет, раздвигая низко нависавшие ветви, путаясь в лианах. От
пряной смеси ароматов застучало в висках, закружилась голова. Воздух был густым
и тяжелым, будто темное вино. Куда он стремится, где он вообще находится? Что
это вокруг — сон или райский сад?..
Внезапно что-то явилось пред Алексеем — сгусток тьмы
отделился от мохнатого ствола пальмы и обрел очертания худощавой невысокой
человеческой фигуры, облаченной в черный короткий мундир.
— О господи! — воскликнул от неожиданности наш герой.
Человек в черном коротко хохотнул, и этого звука было вполне достаточно, чтобы
Алексей узнал его и понял: не бога надо призывать, а дьявола. Ведь из мрака
зимнего сада, словно из бездны ада, явился один из несомненных подручных врага
рода человеческого.
Нет, не черт это был и не бес, а… Бесиков
Март 1801 года.
Вечером, уже после ужина в Михайловском замке, в доме Палена
собрались обычные гости. Николай и Платон Зубовы, Беннигсен, Александр
Аргамаков и Петр Талызин из Преображенского полка, командир Кавалергардского
полка Уваров, граф Петр Толстой и Депрерадович — командиры полка Семеновского,
князь Борис Голицын и Петр Волконский, любимый адъютант великого князя
Александра, капитаны Иван Татаринов и Яков Скарятин, поручик Сергей Марин и
корнет Евсей Гарданов, бывший секретари императрицы Екатерины Трощинский, отставной
полковник Алексей Захарович Хитрово и некоторые другие фигуры, которым было
предназначено играть ведущую роль в будущем перевороте.
Одноногий Валерьян Зубов не явился — как, впрочем, и вполне
здоровый Никита Панин. Однако хватало и собравшихся. Все были в полных
мундирах, в шарфах и орденах, как если бы готовились к параду — или
смертельному бою. Гостям разносили шампанское, пунш, дорогие вина. Не пили
только хозяин дома и Беннигсен. Наконец Пален произнес краткую, сдержанную
речь. Он говорил о бедственном положении страны, о том, что самовластие
императора губит ее, и есть только одно средство предотвратить еще большие
несчастья: принудить Павла отречься от трона. Сам-де наследник признает эту
решительную меру и подтверждает свое согласие тем, что прислал в ряды
заговорщиков своего любимого адъютанта.
Речи о будущей участи императора не было. Пален, конечно,
отдавал себе отчет в том, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, да и
Зубовы едва ли были преисполнены иллюзий, однако остальным и в голову не
приходило, что жизни Павла может угрожать серьезная опасность. Мало кто помнил
одного из первых организаторов сего комплота, Осипа де Рибаса, умершего прошлым
декабрем. Он любил повторять, как пишут в пьесах, “в сторону”: “Понадобится
везти низвергнутого императора в крепость по Неве, а ветреной ночью, на
холодной, бушующей реке всякое же может статься…”
