Когда они, направляясь к лестнице, проходили через приемную, Барбара заметила Ажара, беседующего с дежурным офицером. Эмили, увидев его, повернулась к Барбаре и бросила с мрачным юмором:
— Ага, вот и он, Человек, Преданный Своему Народу, проделавший путь из Лондона для того, чтобы показать нам, каким должен быть добропорядочный мусульманин. — Она остановилась позади стола дежурного и, обращаясь к Ажару, спросила: — Не слишком ли рано вы пришли на сегодняшнюю встречу? Сержант Хейверс будет занята до вечера.
— Я пришел не на встречу, а для того, чтобы забрать мистера Кумара и отвезти его домой, — ответил Ажар. — Сутки его пребывания под стражей скоро заканчиваются. Я полагаю, вам-то это известно.
— Мне известно еще кое-что, — с сарказмом в голосе заявила Эмили. — Мистер Кумар не заявлял о том, что нуждается в ваших услугах в качестве личного шофера. А раз так, мы сами как-нибудь справимся.
Ажар перевел взгляд на Барбару. Он, казалось, понял по тону ее руководительницы, что у следствия появилась какая-то другая версия. Сейчас в голосе Эмили не слышалось опасения, что пакистанская община может публично выразить свое недовольство. И это делало ее менее склонной к компромиссам.
Эмили не дала Ажару возможности ответить. Отвернувшись от него, она окликнула одного из детективов.
— Билли! Если мистер Кумар уже помылся и отобедал, отвези его домой, — распорядилась она. — Когда доставишь до места, собери все его бумаги и паспорт. Надо сделать так, чтобы он не скрылся от нас до тех пор, пока не сообщит нам всего, что должен.
Ее голос звучал резко и авторитетно. Ажар наверняка расслышал все до единого слова. Когда они поднимались по ступенькам, Барбара, стараясь говорить непринужденно, спросила:
— Эм, даже если Муханнад заправляет всем этим, ты же не думаешь, что Ажар — мистер Ажар — является соучастником? Он же прибыл из Лондона. И до этого даже и не слыхал об этом убийстве.
— Мы ничего не знаем о том, что он знал и когда он это узнал. Он прибыл сюда как специалист в определенной области законодательства, и кроме этого мы ничего не знаем. А может быть, он мозговой центр всего дела, которое затеял Муханнад? И где он был в пятницу вечером, Барб?
Ответ на этот вопрос Барбара знала очень хорошо, потому что через щель в занавеске на окне своего домика наблюдала за тем, как Ажар с дочерью жарили бараний халал-кебаб на лужайке перед домом, в котором на первом этаже была их квартира. Но Барбара не могла сказать об этом, не раскрывая дружеских отношений, существующих между нею и этим семейством. Поэтому она лишь ограничилась словами:
— Исключено… Во время наших встреч он показался мне вполне нормальным человеком.
Эмили скептически рассмеялась:
— Он нормальный, кто в этом сомневается! Он бросил жену и двоих детей в Хаунслоу и стал жить с какой-то английской потаскухой. Сделал ей ребенка, после чего она — Анджела Уэстон или как там ее — от него ушла. Одному Богу известно, со сколькими женщинами он путался в свободное время. Наверняка он наводнил город своими отродьями-полукровками. — Она снова засмеялась. — Такие дела, Барбара. Вот тебе и вполне нормальный человек мистер Ажар.
От неожиданности Барбара споткнулась.
— Что? А как ты… — Она не могла докончить вопроса.
Эмили, шедшая по ступенькам впереди, остановилась и сверху вниз посмотрела на нее.
— Как я что? Разузнала о нем всю правду? В тот день, когда он объявился здесь, я послала запрос по телефону. Ответ я получила вместе с идентификацией отпечатков пальцев Хегарти. — Она, прищурившись, посмотрела на Барбару. — Ну так что ты хотела узнать, Барб? Как влияет правдивая информация об Ажаре на стоимость бензина? А если без шуток, то это еще больше утвердило меня во мнении, что никому из этих мерзавцев нельзя доверять ни на йоту.
Барбара судорожно пыталась найти ответ на вопрос Эмили. Действительно, что она хотела бы узнать?.. Сейчас ее уже не заботило, будет ли ответ искренним или нет.
— Да нет, ничего, — выговорила она с трудом. — Серьезно, ничего.
— Отлично! — обрадовалась Эмили. — Тогда займемся Муханнадом.
Глава 23
— Выпейте хоть чашку чая, мистер Шоу. Я же здесь рядом, на посту. Если она даже чуть шевельнется, приборы подадут сигнал, и я немедленно подойду.
— Спасибо, сестра, все в порядке. Я не хочу…
— Не спорьте, молодой человек. Вы уже похожи на привидение. Если еще и вы свалитесь, никому от этого лучше не станет.
Это голос дневной дежурной сестры, узнала Агата. Ей не нужно было открывать глаза, чтобы узнать, кто говорит с ее внуком, к тому же это было так трудно — приподнять веки. Да и видеть никого не хотелось. Она не желала замечать жалость в их глазах. Агата Шоу понимала, что сейчас она может вызвать только сочувствие, смешанное с брезгливостью: беспомощная развалина, перекошенная на одну сторону, левая нога парализована, рука похожа на поджатую когтистую лапу мертвой птицы, рот и один глаз приоткрыты, глаз слезится, изо рта текут тягучие слюни.
— Ничего-ничего, миссис Джекобс, — успокаивал сестру Тео, но Агата поняла: он очень устал. От этой мысли ее на мгновение охватила паника, легкие будто сжались в судороге, и ей с трудом удалось вдохнуть. А вдруг он заболеет? Или с ним случится несчастье? — тревожно подумала она. Она никогда не предполагала, что такое возможно. Что тогда будет с ней?
Она всегда различала, когда он рядом, по свежему запаху мыла и слабому, едва уловимому — бритвенного крема, имевшего аромат липового цвета. Сейчас она ощутила, как матрас больничной койки чуть осел, когда он, опершись на постель, нагнулся к ней.
— Ба, — прошептал он. — Я хочу сходить в кафе, ты не волнуйся. Я ненадолго.
— Вы пробудете там столько времени, сколько необходимо, чтобы нормально поесть, — бесцеремонно вмешалась сестра Джекобс. — Если вы, юноша, появитесь здесь раньше, чем через час, я отправлю вас обратно.
— Смотри, ба, до чего же она грозная, — чуть повеселев, произнес Тео. Агата почувствовала на лбу его сухие губы. — Ничего не поделаешь, придется мне прийти через шестьдесят одну минуту. А ты за это время как следует отдохни.
Отдохни? Агата мысленно скептически скривилась. И как, интересно, она может отдыхать? Стоит ей прикрыть глаза, как перед нею встает отвратительное зрелище: уродливая оболочка энергичной прежде женщины, ставшей теперь беспомощной, неподвижной. Она опутана зондами, катетерами, всецело зависит от приборов. А когда она пыталась прогнать это видение и представить себя в будущем, то появлялась другая, тысячи раз виденная и всегда вызывавшая презрение картина: она едет в машине по набережной, вдоль которой выстроились ряды домов для престарелых. По дорожке ковыляют древние старики, поддерживая свои немощные тела палками и ходунками. Их спины согнуты, как вопросительные знаки, хотя ни у кого не хватает смелости задать вопрос, и они, эта армия слабых и забытых, безмолвно шаркают трясущимися ногами по тротуару. Она всегда, с детства, боялась такой старости. И еще в самом раннем детстве дала себе клятву, что закончит жизнь до того, как сделается такой, как они.
