Рейчел проглотила горький ком, стоявший у нее в горле. Ведь у нее и в мыслях не было навредить кому-либо. Она лишь хотела знать правду. Ведь это к лучшему, когда люди знают правду. Неужели лучше жить во лжи?
Но Рейчел понимала: настоящая ложь — это та, которую она вспоминает сейчас. А свидетельства располагались как раз за ее спиной, стоило лишь посмотреть на кирпичные стены, на занавески с рюшами на окнах, на красные буквы надписи «Продается», выведенной на широкой приклеенной к дверям ленте.
Ей не хотелось думать об этой квартире.
— Это последняя, — сказал ей тогда агент по недвижимости, многозначительно глядя на нее и изо всех сил стараясь не замечать уродства ее лица. — Как раз то, с чего начинается собственный дом. Держу пари, это именно то, что вам нужно. И кто же этот счастливец?
Но Рейчел не думала ни о замужестве, ни о детях, когда ходила по квартире, заглядывая в шкафы и останавливаясь около окон. Тогда она думала о Салах. Она думала о том, как они будут вместе стряпать, сидеть вдвоем перед электрическим камином, в котором будут полыхать искусственные поленья, пить чай на террасе весной, разговаривать, мечтать, оставаясь друг для друга тем, кем они были в течение прошедших десяти лет, — лучшими подругами.
Она и не думала специально заниматься поисками квартиры, когда неожиданно наткнулась на последний, только что законченный дом «Приюта на утесе». Она возвращалась на велосипеде домой от Салах. Встреча подруг ничем не отличалась от десятков других, ставших привычными за те годы, что они провели вместе: разговоры, смех, музыка, чай. Но уже тогда их общение часто прерывала Юмн, врываясь в комнату с какими-то требованиями. В тот день ей было нужно, чтобы Салах сделала ей педикюр. Немедленно. Сейчас же. Ее совершенно не трогало то, что у Салах гостья. Юмн повелевала и требовала полного подчинения. И Рейчел заметила, как Салах менялась в лице, слыша визгливый голос невестки. Веселая, жизнерадостная девушка превращалась в послушную служанку, покорную, готовую к услугам, и снова становилась похожей на ту испуганную школьницу из младшего класса, которую все дразнили, к которой приставали.
И когда Рейчел подъехала к рекламному щиту, на котором висело объявление «Завершение строительства! Квартиры со всеми удобствами!», она вдруг повернула велосипед на Уэстберри-уэй и въехала в проезд, ведущий к этому дому. Риелтор, вопреки ее ожиданиям, оказался вовсе не тучным, суетливым неудачником средних лет в залоснившемся галстуке — он выглядел так, словно продавал мечты.
Но мечты, как она поняла, имеют обыкновение разбиваться вдребезги и приводить того, в чьей голове они возникли, к черным пучинам разочарования. И все-таки это лучше, чем вообще не мечтать. Ведь когда ты научишься мечтать, ты…
— Рейчел!
Рейчел вздрогнула, оторвав взгляд от бескрайней и гладкой, как расстеленная по столу скатерть, поверхности Северного моря. Она резко обернулась. Перед ней стояла Салах. Плечи ее накрывала привычная дупата, лицо было погребально-грустным. Родимое пятно, похожее на ягоду клубники, потемнело, так бывало всегда, когда она нервничала.
— Салах! Как ты?.. Что ты? — Рейчел не знала, с чего начать, ведь им надо было столько сказать друг другу.
— Я зашла в магазин. Твоя мама сказала, что ты убежала после того, как к вам пришла эта женщина из Скотленд-Ярда. Я подумала, что ты, должно быть, здесь.
— Ты же знаешь меня, — печально произнесла Рейчел. Ее пальцы теребили золотую нить на юбке, которая поблескивала в красно-голубых узорах ткани, — знаешь лучше всех. Да и я тебя хорошо знаю.
— Я тоже всегда так думала, — сказала Салах. — А сейчас я в этом не уверена. Так же, как и в том, друзья мы еще или уже нет.
У Рейчел сжалось сердце, она не знала, что хуже: сознание, что она предала Салах, или боль от ответного удара, нанесенного подругой. Она не могла поднять глаза на Салах из боязни испытать такое страшное потрясение, которое она не сумеет вынести.
— Почему ты отдала этот чек Хайтаму? Я ведь знаю, Рейчел, от кого он получил его. Твоей матери незачем было это делать. Но я никак не могу понять — для чего?..
— Ты сказала мне, что любишь Тео. — Язык Рейчел с трудом ворочался у нее во рту, она лихорадочно искала в голове ответ на то, что ей самой казалось необъяснимым.
— Ты знаешь, я не могу быть с ним, моя семья никогда этого не допустит.
— И это разбило твое сердце. Ведь ты говорила, он — часть твоей души.
— Я не могу выйти за него замуж, несмотря на то, что между нами было, несмотря на все наши мечты, не могу, хотя хочу этого больше всего на свете и… — Голос Салах задрожал.
Рейчел наконец подняла глаза и посмотрела ей в лицо. Глаза Салах были полны слез. Она резко отвернула голову, вглядываясь в дальний конец пирса, туда, где, вероятно, находился Тео. Справившись с собой, она снова заговорила:
— Я сказала, что, когда придет время, я выйду замуж за человека, которого выберут мои родители. Тео потерян для меня навсегда. Ты же помнишь наш разговор. Так на что ты надеялась, отдавая чек Хайтаму?
— Но ты же не любила Хайтама.
— Ты права. Я не любила Хайтама. А он не любил меня.
— Ну так и не надо выходить замуж, если вы не любите друг друга. Вы не могли быть счастливы.
Салах подошла к скамейке и села. Рейчел склонила голову и скользила глазами по льняным брюкам подруги, изящным ступням, ремешкам сандалий. Посмотреть в глаза Салах она больше не решалась, боялась, что расплачется. Никогда она не чувствовала себя такой одинокой.
— Ты же знала, что мои родители никогда не позволили бы мне выйти замуж за Тео. Они прогнали бы меня из семьи. Но ты все равно рассказала Хайтаму о Тео…
Рейчел вскинула голову:
— Я не называла его имени. Клянусь.
— Потому что ты надеялась, — продолжала Салах, обращаясь больше к себе, чем к Рейчел, раскрывая для себя логику поступков подруги, — что Хайтам разорвет нашу помолвку. И что потом? — Салах жестом показала на дом, и Рейчел впервые увидела его таким, каким его наверняка видела Салах: дешевым, убогим стандартным жильем. — Я стану свободной, и мы будем жить здесь вдвоем? Ты надеялась, что мой отец позволит?
— Ты любишь Тео, — вяло произнесла Рейчел. — Ты же сама говорила.
— Так ты пытаешься убедить меня, что действовала в моих интересах? — спросила Салах. — Ты утверждаешь, что была бы рада, если бы мы с Тео поженились? Я тебе не верю. Потому что существует еще одна правда, в которой ты не сознаешься: если бы мы с Тео решили пожениться — что, конечно, нереально, но если бы мы все-таки попытались, — ты и тогда сделала бы все возможное, чтобы помешать этому.
— Никогда! Я бы никогда не сделала этого!
— Представь, мы решили бы убежать, потому что иначе я не смогла бы выйти за него замуж. Я сказала бы об этом тебе, моей лучшей подруге. А ты наверняка сделала бы все, чтобы помешать этому. Возможно, предупредила бы моего отца. Или Муханнада, или даже…
