«Вы ошибаетесь. Я не знаю, любила ли Катя кого-нибудь».
«Но раз она забеременела…»
«Не будьте таким наивным, Гидеон. Женщина не должна любить, чтобы забеременеть. Ей даже не нужно быть согласной».
«Вы предполагаете…» Я не смог произнести это вслух, поверженный в ужас мыслью о том, что могло произойти и по чьей инициативе.
«Нет-нет, — заторопилась Кэти. — Это не было изнасилованием. Она бы мне рассказала о таком, я уверена. Я имела в виду несколько другое…» Она замолчала на несколько секунд, чтобы вынуть из клетки зеленого попугайчика и начать ту же процедуру какую провела перед этим с его голубым собратом. «Как я уже упоминала, Катя иногда выпивала. Немного и нечасто. Но если это случалось… словом, у нее бывали потери памяти. Так что вполне возможно, что она и сама не знала… Это единственное объяснение, к которому я могла прийти». «Объяснение чего?»
«Того, что я не знала о ее беременности, — ответила Кэти. — Мы делились друг с другом всем. И тот факт, что она ничего не рассказала мне о своей беременности, заставляет меня предположить, что она сама о ней не знала. Если только она не хотела сохранить личность отца в тайне. Такое тоже возможно».
Я не желал продолжать беседу в этом направлении и постарался отвлечь Кэти. «Если она выпивала в свободные вечера и однажды сошлась с кем-то, кого даже не знала, то у нее были все основания сохранить это в тайне. Иначе она стала бы выглядеть в глазах присяжных и всего света еще хуже. Потому что на суде, насколько мне известно, обсуждался ее моральный облик». Как минимум, добавил я мысленно, ее моральный облик обсуждала Сара Джейн Беккет.
«Что касается этого, — сказала Кэти, прекращая на мгновение массаж зеленого попугайчика, — я хотела быть свидетелем, дающим характеристику подсудимой. Несмотря на ее ложь о телефонном звонке, я все-таки считала, что должна сделать это для нее. Но мне не разрешили. Ее адвокат меня не вызвал. А когда прокурор обнаружил, что я даже не знала о ее беременности… Представляете себе, как он представил это во время допроса: разве можно считать меня ближайшей подругой Кати Вольф и авторитетом по оценке ее характера, если она не доверяла мне и не рассказала о своей беременности?» «Да, понятно, к чему это привело».
«Это привело к приговору за убийство. Я думала, что смогу помочь ей. Я хотела помочь ей. Но когда она попросила меня солгать про телефонный звонок…»
«Она просила вас об этом?»
«Да. Просила. Но я не смогла этого сделать. Только не в суде. Не под присягой. Ни для кого я не пошла бы на такое. Мне пришлось провести на этом черту, и так закончилась наша дружба».
Она опустила глаза на птицу в ее руке: правое крыло вытянуто, чтобы получить те же прикосновения, которые незадолго до этого получила другая птичка. До чего же сообразительное создание, думал я. Кэти еще не загипнотизировала попугайчика своими ласками, а он уже подставляет ей крылья.
«Странно, не правда ли? — сказала задумчиво Кэти. — Порой искренне веришь, что с человеком тебя связывают определенные отношения, и в один прекрасный момент вдруг узнаешь, что это совсем не так».
«Да, — согласился я. — Это очень странно».
Глава 19
Ясмин Эдвардс стояла на углу Оукхилл и Галвестон-роуд, и в мозгу ее горело число «пятьдесят пять». Она не желала иметь ничего общего с тем, что сейчас делала, но все равно делала это, ведомая силой, которая казалась одновременно и внешней, и идущей из глубины души.
Ее сердце говорило: «Иди домой, девочка. Беги отсюда. Возвращайся в салон и продолжай притворяться».
А ее голова возражала: «Ну уж нет. Пришла пора узнать худшее».
Остальное ее тело разрывалось между головой и сердцем, отчего Ясмин чувствовала себя тупой блондинкой из триллера, из тех, что на цыпочках крадутся в темноте к скрипнувшей двери, пока весь зрительный зал кричит, чтобы она оставалась на месте.
Перед тем как отправиться на Галвестон-роуд, Ясмин заглянула в прачечную. Не в силах больше противостоять требованиям головы, терзавшим ее уже несколько дней, она закрыла салон и забрала со стоянки «фиесту», намереваясь поехать прямо в Уондсуорт. Но в конце Браганза-стрит, где перед поворотом на Кеннингтон-Парк-роуд ей пришлось ждать, пока проедет встречный поток, она вдруг заметила Катину прачечную, приткнувшуюся между продуктовой лавкой и магазином электротоваров. И решила заскочить туда на минутку, спросить Катю, что бы та хотела сегодня на ужин.
Она понимала, разумеется, что меню на ужин — всего лишь предлог, чтобы проверить подругу. Ну и ладно. Она ведь не спросила у Кати про планы на ужин, когда та уходила утром на работу? Это все тот проклятый коп виноват, испортил им утро своим неожиданным приходом и выбил из привычной колеи.
Ясмин нашла местечко для остановки и забежала в прачечную, где, к своему облегчению, увидела, что Катя на месте: трудится в глубине помещения, согнувшись над гладильной доской. Из-под утюга, которым она скользила по чьим-то кружевным простыням, извергалась струя пара. Сочетание жары, влажности и джунглей из нестираного белья превращали прачечную в подобие тропиков. Ясмин не пробыла внутри и десяти секунд, а уже почувствовала головокружение; на ее лбу выступили капли пота.
Она не была знакома с миссис Крашли, но сразу узнала хозяйку прачечной, сидящую за швейной машинкой, по выражению лица, с которым та воззрилась на подошедшую к прилавку Ясмин. Миссис Крашли принадлежала к тому поколению, которые не могли забыть, что «Англия воевала за таких, как вы», — слишком молодая, чтобы принимать участие в последних вооруженных конфликтах, но достаточно пожилая, чтобы помнить времена, когда Лондон населяли в основном англосаксы. Она нелюбезно пролаяла:
— Да? Чего вам?
Ее взгляд бегал по всему телу Ясмин, а нос сморщился, будто от дурного запаха. Ясмин не держала в руках пакета с бельем, что сразу вызвало у хозяйки прачечной подозрения. А еще Ясмин была темнокожей, что делало ее в глазах миссис Крашли не только подозрительной, но и попросту опасной. Ведь в складках юбки может быть спрятан нож, а в прическе — отравленная стрела, позаимствованная у собрата по племени.
Ясмин произнесла вежливо:
— Нельзя ли позвать Катю?
— Катю? — переспросила миссис Крашли таким тоном, словно Ясмин спросила, не работает ли здесь Иисус Христос. — А чего нужно-то?
— Просто спросить кое-что.
— А зачем мне надо, чтобы она принимала гостей в моей прачечной? Достаточно того, что я вообще согласилась взять ее на работу.
Миссис Крашли приподняла предмет одежды, над которым работала, — белую мужскую рубашку — и кривыми зубами откусила нитку в основании только что пришитой пуговицы.
Заслышав голоса, Катя подняла голову от гладильной доски. Но по какой-то причине она не поприветствовала тут же Ясмин улыбкой, а посмотрела на дверь и только потом вновь перевела взгляд на подругу и улыбнулась.
