— Саймон еще не знает, — быстро сказала она, как будто желая остановить его. — И я бы пока не хотела говорить ему. Я обещала ему, что подожду как минимум год перед тем, как делать новые анализы, и предпочла бы, чтобы он не узнал о том. что я не сдержала данное ему слово. Я собиралась подождать год, но в июне… помнишь тот случай, над которым ты тогда работал? О смерти маленькой девочки? После этого я больше не могла ждать, Томми. Не знаю почему, просто… просто меня поразила та смерть. Поразила своей бессмысленностью. Как это ужасно, когда новая, чистая жизнь сорвана и загублена в самом начале пути… И я снова пошла к врачам. Но Саймон еще не знает.
— Дебора, — тихо проговорил Линли. — Мне так жаль. Ее глаза наполнились слезами. Она сморгнула их, злясь на себя, и затрясла головой, когда Линли потянулся к ней.
— Нет. Все хорошо. Я в порядке. Правда-правда. Я почти не думаю об этом. И мы сейчас подали документы на усыновление. Пришлось заполнить столько заявлений… столько справок пришлось собрать… Не может быть, чтобы все закончилось ничем… То есть раньше или позже… На всякий случай мы ищем и в других странах. Ради Саймона я бы хотела, чтобы все сложилось иначе. Я знаю, что с моей стороны это эгоистично, но мне хотелось, чтобы у нас был наш ребенок. Думаю, что он хотел… хотел бы того же, но он слишком великодушен, чтобы прямо сказать об этом. — Она улыбнулась, несмотря на то что большая слеза все-таки выкатилась из глаза. — Так что не думай, Томми, будто я подавлена или еще что-то. Нет, все хорошо. Я поняла, что все происходит так, как должно происходить, и неважно, чего нам хочется или не хочется. Самый мудрый путь — это сводить желания к минимуму и благодарить звезды, судьбу или богов за то, что мы имеем.
— Но это не снимает с меня вины за то, что произошло, — вздохнул Линли. — За то, что произошло тогда, в Санта-Барбаре. За то, что я уехал, не сказав ни слова. Это не снимает с меня вины, Деб.
— Нет, конечно, — согласилась она. — Но, Томми, поверь мне, я давно тебя простила.
Хелен ждала его возвращения домой, догадался он. Она уже лежала в постели, с книгой, раскрытой на коленях. Но, читая, она задремала. Ее голова откинулась на подушки, подложенные под спину; волосы темным облаком рассыпались по белому полотну.
Линли осторожно пересек комнату и встал у кровати, глядя на жену. Она вся состояла из света и теней, безгранично всесильная и трогательно ранимая. Он присел на краешек кровати.
Она не испугалась, как иной раз пугаются люди, неожиданно разбуженные чьим-то присутствием в комнате. Как ни странно, ее глаза открылись и мгновенно сфокусировались на нем со сверхъестественным пониманием.
— Фрэнсис все-таки сумела к нему поехать, — сказала она, как будто продолжала разговор. — Лора Хильер звонила, рассказала мне.
— Я рад, — ответил он. — Ей нужно было это сделать. А как он?
— Без изменений. Но держится.
Линли вздохнул и кивнул.
— Ну а у нас все закончилось. Мы арестовали подозреваемого.
— Знаю. Барбара тоже мне позвонила. Она просила передать тебе, что на ее конце мира все в норме. Она бы сама позвонила тебе на мобильный, но ей хотелось справиться о том, как я себя чувствую.
— Мило с ее стороны.
— Она очень хороший человек. Кстати, она говорит, что Хильер собирается повысить Уинстона. Ты уже слышал об этом, Томми?
— Правда?
— Ага. Барбара говорит, что он специально сказал ей об этом раньше всех. Хотя сначала похвалил ее, за работу по этому делу. Вас обоих похвалил.
— Да. Это очень похоже на Хильера. Никогда не скажет «молодец» без того, чтобы тут же не выбить почву из-под ног, дабы ты не возгордился.
— Барбаре очень хотелось бы, чтобы ее восстановили в звании. Ты, само собой, это знаешь.
— А я бы хотел, чтобы это было в моей власти.
Он взял в руки книгу, которую читала жена, повернул обложкой вверх и посмотрел на название. «Урок перед смертью». Надо же, как иногда книги перекликаются с жизнью, подумал он.
Хелен сказала:
— Я нашла ее у тебя на полке с романами. Но пока прочитала только самое начало. Задремала нечаянно. Боже, ну почему я все время чувствую себя такой усталой? Если так будет продолжаться все девять месяцев, то к концу беременности я буду спать по двадцать часов в сутки. А оставшиеся четыре часа меня будет тошнить. Вообще-то от беременности ждешь чего-то более романтичного, чем сон и бесконечная рвота. Во всяком случае, мне всегда так казалось.
— Я сказал Деборе. — Линли объяснил жене, что должен был заглянуть к Сент-Джеймсам по делу, и добавил: — Но оказывается, она уже сама это знала.
— Неужели? Откуда?
— Ну, с признаками и симптомами она хорошо знакома. И, Хелен, она очень рада за нас. Ты была права, что хотела поделиться с ней нашей новостью. Она ждала, когда же мы ей расскажем.
Линли чувствовал, что Хелен вглядывается в его лицо, очевидно догадываясь по его интонации, что он говорит не все. Так оно и было. Но к Хелен это не имело никакого отношения, и еще меньше отношения эта недосказанность имела к их общему будущему. Да, Линли собирался разделить свое будущее с Хелен.
Она спросила:
— А ты, Томми? Ты рад? Да, ты говорил мне уже, что рад, но разве ты мог сказать что-нибудь другое? Ты ведь муж, джентльмен и непосредственный участник процесса, так что при всем желании не мог с воплями убежать из дома, схватившись за голову. Но последнее время мне кажется, что между нами возникла какая-то отчужденность. Этого не было раньше, до того, как стало известно про малыша, и я очень боюсь, что ты еще не готов стать отцом, хотя думал, что готов.
— Нет, — возразил он. — Все хорошо, Хелен. И я действительно рад. Рад больше, чем способен выразить словами.
— И все-таки я думаю, что нам, возможно, надо было еще подождать, приспособиться друг к другу, понять друг друга.
Линли вспомнил слова Деборы о том, что источник счастья лежит в том, что у нас уже есть.
— Чтобы приспособиться друг к другу, у нас будет еще целая жизнь, — сказал он Хелен. — Надо ловить момент, пока он не прошел.
Линли отложил роман на тумбочку. Потом нагнулся и поцеловал жену в лоб.
— Я люблю тебя, Хелен.
В ответ она притянула его к себе, приблизила рот к его губам, проговорила лукаво:
— С тем, что надо ловить момент, я согласна… — и вернула ему поцелуй.
Линли осознал, что этот поцелуй объединил их так, как ничто не объединяло с тех пор, как она впервые сказала ему о том, что ждет ребенка. И тогда в нем ожило желание, слив воедино страсть и любовь, желание, которое заставляло его чувствовать себя слабым и сильным одновременно, которое делало его господином и в то же время полностью подчиняло ее власти женщины. Он оставил россыпь поцелуев на ее шее, и она вздрогнула, когда он нежно опустил с плеч бретельки ее ночной сорочки. Он подхватил снизу ее груди и склонился к ним, а ее пальцы взялись за узел его галстука, развязали его и принялись за пуговицы рубашки.
