— Что мне ему сказать? — спросила Иоланда и снова заткнула уши. — Что? Ну конечно я вам верю! — Она снова обратилась к Барбаре: — Джеймс, да? Но ведь его не так звали?
— Джимми.
Барбара смущенно переступила с ноги на ногу и посмотрела на Уинстона. Тот, кажется, тоже ожидал неприятного послания от кого-то в загробном мире.
— Скажите, что я приеду. Завтра. В любое время.
— Вы не должны лгать духам.
— Ну хорошо, на следующей неделе.
Иоланда закрыла глаза.
— Она сказала, что приедет на следующей неделе, Джеймс. — И снова обратилась к Барбаре: — А раньше не сможете? Он очень настаивает.
— Скажите ему, что я на расследовании. Он поймет.
Очевидно, он понял, потому что, передав в загробный мир это сообщение, Иоланда вздохнула с облегчением и обратила свое внимание на У инстона. Она сказала, что у него великолепная аура. Хорошо оформленная, необычная, блестящая. Фан-та-сти-ческая.
— Спасибо, — вежливо сказал Нката. — Не могли бы мы поговорить, мисс…
— Просто Иоланда, — сказала она.
— А что, другого имени нет? — спросила Барбара. Они должны составить протокол. Так положено, Иоланда должна это понять.
— Полиция? Я здесь на законных основаниях, — сказала Иоланда. — У меня лицензия есть. Могу показать.
— Я верю. Мы пришли не с проверкой вашего бизнеса. Итак, ваше полное имя…
Как и следовало ожидать, оказалось, что Иоланда — это псевдоним. Имя Шерон Прайс для ее ремесла явно не годилось.
— Вы мисс или миссис Прайс? — спросил Нката, держа наготове свою записную книжку и механический карандаш.
Иоланда сказала, что она миссис. Ее муж — таксист, а двое их детей выросли и вылетели из гнезда.
— Вы здесь из-за нее? — проницательно спросила Иоланда.
— Так вы знаете Джемайму Хастингс? — спросил Нката. Иоланда не обратила внимания на то, как он произнес этот глагол.
— Ну да, я знаю Джемайму. Но я говорила не о ней. Я имела в виду ее, эту корову из Патни. Это она вам позвонила? Какая наглая!
Они все еще стояли в прихожей, и Барбара спросила, где им присесть для разговора. Иоланда пригласила их пройти вслед за ней сквозь занавеску из бусин. В комнате они увидели диван возле стены, а посредине — круглый стол с нанесенным на него часовым циферблатом. Возле двенадцати часов стоял похожий на трон стул. Иоланда уселась на него и жестом показала, чтобы Хейверс и Нката заняли места возле цифр «три» и «семь» соответственно. Вероятно, дело было в наличии или отсутствии ауры.
— Я о вас немного беспокоюсь, — сказала Иоланда Барбаре.
— И не только вы.
Барбара взглянула на Нкату. Тот смотрел на нее с искренней озабоченностью. Должно быть, сожалел, что у нее нет ауры.
— Я с тобой позже разберусь, — сказала она вполголоса, и Уинстон спрятал улыбку.
— О, да я вижу, вы неверующие, — произнесла Иоланда своим странным мужским голосом.
Она нагнулась под стол, и Барбара подумала, что сейчас произойдет левитация, но медиум вынула то, что, очевидно, и стало причиной изменения ее голосовых связок, — пачку «Данхилла». Она зажгла сигарету и подвинула пачку Барбаре. Судя по всему, она была уверена в том, что Барбара курит.
— Вижу, что вам хочется, — заметила она. — Прошу. Извините, милый, — сказала она Уинстону. — Но не волнуйтесь. Вы умрете не от пассивного курения. Если захотите знать больше, вам придется заплатить пять фунтов.
— Вообще-то я люблю сюрпризы, — ответил он.
— Как хотите, дорогой. — Она с удовольствием затянулась и поудобнее устроилась на своем троне, готовясь к разговору. — Я не хочу, чтобы она жила в Патни. Не столько в Патни, сколько у нее, и под этими словами я подразумеваю ее дом.
— Вы не хотели, чтобы Джемайма жила в доме миссис Макхаггис? — спросила Барбара.
— Да. — Иоланда сбросила пепел на пол. Он был покрыт персидским ковром, но медиума это не беспокоило. — Дома смерти требуют очищения. В каждой комнате должен гореть шалфей. Можете мне поверить: просто помахать им не годится. И я говорю не о том шалфее, что продают на рынке. Вы думаете, его можно купить в отделе пряностей в «Сейнсбериз»,
[36]
положить чайную ложку в пепельницу и зажечь? Ни в коем случае! Нужно взять настоящий шалфей, который и предназначен для этой цели. И зажечь его надо с определенными молитвами. Тогда духи освободятся, место очистится от смерти и станет здоровым для тех, кто там живет.
Барбара заметила, что Уинстон записывает речь медиума в записную книжку, словно намерен очистить какое-то помещение.
— Извините, миссис Прайс, но…
— Бога ради, зовите меня Иоландой.
— Хорошо, Иоланда. Вы намекаете на то, что случилось с Джемаймой Хастингс?
Иоланду озадачил этот вопрос.
— Я намекаю, что она живет в доме смерти. Макхаггис — поразительно, как ей подходит это имя!
[37]
— вдова. В этом доме умер ее муж.
— При подозрительных обстоятельствах?
— Вам лучше спросить об этом у самой Макхаггис, — хмыкнула Иоланда. — Каждый раз, когда я прохожу мимо ее дома, я вижу заразу, сочащуюся из окон. Мне нужно быть более настойчивой.
— Поэтому вы и позвонили копам? — спросила Барбара. — Кто им позвонил? Я спрашиваю потому, что, как нам стало известно, вам велено перестать преследовать Джемайму. Нам сказали…
— Это все домыслы, — прервала ее Иоланда. — Я выразила озабоченность. Я очень тревожилась, поэтому снова вмешалась. Возможно, я была немного… Возможно, перешла черту и стала подглядывать, но что мне было делать? Позволить ей вянуть? Каждый раз, когда я ее встречаю, она все больше сморщивается, так неужели я буду стоять и ничего не делать? Неужели стану молчать?
— Все больше сморщивается, — повторила Барбара. — Что именно?
— Ее аура, — услужливо подсказал Нката.
Похоже, он был в теме.
— Да, — подтвердила Иоланда. — Когда я впервые увидела Джемайму, она цвела. Не так, как вы, милый, — сказала она Нкате, — но заметнее, чем другие люди.
— Как вы с ней встретились? — спросила Барбара.
Довольно об аурах, тем более что и Уинстон явно переключился на эту волну.
— На катке. Не на самом катке, разумеется. По дороге с катка. Нас познакомил Эббот. Мы с Эбботом зашли в кафе выпить кофе. Я с ним познакомилась в магазине. У него тоже очень приятная аура…
— Понятно, — пробормотала Барбара.
— …и он так страдает из-за своих жен, бывших жен, а я хотела, чтобы он так не мучился. Мужчина может только то, что может. Если он не способен оказывать им достаточную поддержку, то зачем страдать? Так ведь можно вырыть себе могилу. Он делает то, что может. Он тренирует. Прогуливает в парке собак. Учит детей читать. Чего еще хотят от него эти три кошелки?
