— А! Извините.
— Вас это обижает.
— Ничуть. — Она порылась в сумке и вынула солнцезащитные очки. Вздохнула. — Впрочем, это неправда. Меня это обижает. Но в такой работе, как наша, это естественно. Женщине непросто.
— Что именно непросто? Расследование? Повышение по службе? Хождение по коридорам власти на Виктория-стрит?
— Вам легко смеяться за мой счет, — заметила она. — Но ни один мужчина не сталкивается с тем, что приходится терпеть женщине. Особенно… — Она не решилась закончить свою мысль.
Линли сделал это за нее:
— Особенно такой мужчина, как я?
— В самом деле, Томас. Вряд ли вы станете спорить с тем, что жизнь привилегированного человека — фамильный дом в Корнуолле, Итон, Оксфорд (видите, я кое-что о вас знаю) — помогла вам преуспеть в работе. А кстати, зачем вы вообще ею занялись? Зачем вам понадобилось стать полицейским? Такие люди, как вы, обычно находят себе… — она затруднилась с определением, — другое занятие, а не имеют дело с немытой публикой.
— А что они делают?
— Не знаю. Заседают в правлении больниц и университетов? Разводят породистых лошадей? Управляют собственностью — своей, естественно — и получают ренту от фермеров в кепках и высоких сапогах?
— А те приходят к двери в кухне и не смеют поднять глаза? Торопливо снимают шапки в моем присутствии? Дергают себя за чуб и так далее?
— Что это за чуб такой? — спросила она. — Никогда не могла понять значения этого слова, и зачем его непременно нужно дергать?
— Это все входит в ритуал, вместе с поклоном и расшаркиванием, — торжественно произнес Линли. — Отношения между господином и крестьянином для людей вроде меня.
— Черт, да вы, наверное, шутите.
— Извините, — улыбнулся Линли.
— Невыносимо жарко. Хочется выпить чего-то холодного. Заодно и поговорим. Поблизости должен быть паб.
Линли подумал, что паб наверняка есть, но ему хотелось взглянуть на место преступления. Они вернулись к автомобилю, и Линли предложил пройти к часовне, где было обнаружено тело Джемаймы Хастингс. Уже произнося эти слова, он вдруг понял, что сделал еще один шаг. Прошло пять месяцев с убийства жены на крыльце их дома. В феврале даже намек на то, что ему захочется взглянуть на место чьей-то гибели, казался немыслимым.
Изабелла осведомилась, зачем ему это надо. В ее голосе он услышал подозрение, должно быть, она подумала, что Линли проверяет ее работу. Она сказала, что место это было осмотрено, полностью очищено и снова открыто для посещения. Линли ответил, что с его стороны это всего лишь любопытство, и больше ничего. Он видел фотографии, а теперь хочет взглянуть своими глазами.
Изабелла согласилась. Линли последовал за ней на территорию кладбища, и они пошли по извилистым тропинкам, затененным густыми деревьями. Здесь было прохладнее, деревья защищали их от солнца, не было и вздыбившегося от жары асфальта. Изабелла шла впереди, и Линли заметил, что она, как говорится, «видная женщина»: походка да и все ее поведение отличались уверенностью.
Возле часовни Изабелла направила его к пристройке. За пристройкой лужайка с высохшей травой снова переходила в кладбище. На краю лужайки стояла каменная скамья, напротив нее еще одна такая же, а за ней три заросшие могилы и осыпающийся склеп.
— Сняты все отпечатки пальцев, территорию разделили на квадраты и провели тщательный осмотр, — сказала Ардери. — Ничего не нашли, кроме того, чего можно ожидать в таком месте.
— И это…
— Банки из-под безалкогольных напитков, разный мусор, карандаши, ручки, планы парка, пакеты из-под чипсов, обертки от шоколада, старые проездные — да, все проверено, — и множество использованных презервативов, а это внушает надежду, что болезни, передающиеся половым путем, когда-нибудь уйдут в прошлое. — И потом: — Ох, простите. Последние мои слова были лишними.
Линли обернулся к ней с порога пристройки и увидел, как ее лицо заливается краской.
— Презервативы, — пояснила Изабелла. — Если бы не они, то можно было бы сделать вывод об изнасиловании. А за комментарий прошу прощения.
— А-а, — сказал Линли. — Ничего страшного. Но в дальнейшем буду иметь в виду, шеф.
— Изабелла, — поправила она. — Можете называть меня Изабеллой.
— Я на службе, — напомнил Линли. — Что вы скажете о граффити? — Он указал на стену пристройки, на которой черной краской было написано «Бог пользуется беспроводной связью» и нарисован глаз в треугольнике.
— Старая надпись, — ответила она. — Была здесь задолго до ее гибели. Похоже на масонский знак. А вы что думаете?
— Мы того же мнения.
— Хорошо, — сказала Изабелла.
Он снова повернулся к ней — румянец уже схлынул с ее кожи.
— Если вы все посмотрели, то пойдемте и выпьем чего-нибудь. На улице Стоук-Ньюингтон-Черч есть кафе, думаю, что и паб найдем.
От часовни они пошли другой дорогой и увидели памятник, который Дебора Сент-Джеймс использовала как фон для фотографирования Джемаймы Хастингс. Памятник стоял на пересечении двух тропинок, это был мраморный лев в натуральную величину. Линли остановился. Надпись, высеченная на камне, обещала, что «все встретятся в счастливое утро Пасхи». Хорошо бы так и было, подумал он.
Суперинтендант посмотрела на него, но сказала лишь: «Сюда, Томас» — и вывела Линли на улицу.
Очень быстро они обнаружили и кафе и паб. Ардери выбрала паб. Когда вошли, Изабелла тут же исчезла в дамской комнате, но прежде попросила Линли заказать ей сидр. «Ради бога, безалкогольный, Томас», — прибавила она, заметив, что он удивился ее выбору, поскольку им еще несколько часов надо было исполнять служебные обязанности. Изабелла сказала ему, что не собирается отчитывать свою команду за выбор напитков. Если кто-нибудь посреди дня захочет выпить пива, она не возражает. «Главное — работа и качество этой работы». С этими словами она удалилась в дамскую комнату. Линли заказал ей сидр — «попросите пинту», распорядилась Изабелла, — а себе взял бутылку минеральной воды. Принес все на стол, стоящий в углу комнаты, потом передумал и выбрал другой стол, более подобающий для коллег, находящихся на службе.
Изабелла оказалась настоящей женщиной, по крайней мере в том, что она успела сделать в дамской комнате. Отсутствовала она не менее пяти минут, а когда вернулась, Линли заметил изменения в ее прическе: Изабелла зачесала волосы за уши, открыв сережки. Серьги были синими, в золотой оправе. По цвету они сочетались с платьем. Линли подумал о тщеславии женщин. Хелен по утрам появлялась не просто одетой, она непременно продумывала весь ансамбль.
«Боже мой, Хелен, ведь ты всего лишь хочешь купить бензин!»
«Томми, милый, меня могут увидеть!»
Линли моргнул и налил в бокал воду. Вместе с водой подали лайм, и он выжал его в бокал.
— Спасибо, — сказала Ардери.
