— И увидел вас? — осведомился Хэдли, как будто Боскома не было в комнате.
— Нет. Свет падал ему в глаза, и он явно думал о другом. Его лицо в очках было отрешенным, как у слепого. Боскома отвлекло, а меня перепугало до смерти то, что в эту секунду в дверь позвонили. Должно быть, звонок находился где-то у потолка, поскольку он затарахтел рядом со мной, словно гремучая змея. Я вздрогнул и едва не скатился с крыши. «Идите за ширму! — приказал Боском. — Я задержу его минут на пять». И он выключил настольную лампу.
В комнату проникал бледно-голубой лунный свет. Я не мог видеть Стэнли, который возился за ширмой, но четко видел Боскома, а впереди него — освещенную луной двойную дверь с черной тенью большого кресла. Боском стоял в этом призрачном сиянии, двигая плечами, и я услышал, как щелкнул предохранитель пистолета, когда он освободил его. Звонок прозвучал снова — жертве не терпелось угодить в западню. Когда звук прекратился — он казался невероятно громким и нервирующим, — Боском попятился к креслу и сел. Я видел, как он склонился вперед, держа пистолет; лунный свет подрагивал на голубоватом дуле…
Боском сказал, что даст жертве пять минут, но казалось, что прошло втрое больше, хотя этого не могло быть, так как я все это время задерживал дыхание. Всюду царила мертвая тишина — ни автомобильного гудка снаружи, ни скрипа каминной решетки внутри. Сейчас жертва открывает дверь внизу, думал я, заглядывает внутрь, идет через холл…
Напряжение становилось невыносимым. Я слышал шорох Боскома в кресле и даже его тяжелое дыхание, он по-прежнему сжимал рукоятку пистолета. Один раз Стэнли уронил банку или что-то еще за ширмой. Оружие в руке Боскома, до сих пор абсолютно неподвижное, начало подрагивать — очевидно, он терял самообладание. «Что, черт возьми, его задерживает?» — шепотом спросил он.
В этом шепоте звучала мука — казалось, эмоция вытолкнула его из кресла. Поднявшись, Боском сделал пару неуверенных шагов к двойной двери. Голубоватый свет падал на нее, и мне показалось, будто одна из ручек начинает поворачиваться… Снаружи послышалось царапанье, как будто пыталась войти собака. Оно продолжалось около десяти секунд, потом левая половинка двери со стуком открылась. Кто-то рухнул на порог, словно кланяясь по-восточному, и остался лежать, подергиваясь всем телом. Это был мужчина, в затылке которого торчало что-то блестящее. Он пытался заговорить, но слышалось только бульканье, как будто он набрал полный рот воды…
Боском выругался и отскочил назад. Стэнли, услышав, как незнакомец упал на пол, что-то крикнул за ширмой. Какое-то время никто не двигался, кроме человека, корчившегося на пороге, стуча каблуками. Потом Боском подошел к столу и включил лампу.
Блестящая штука была позолоченной. Я снова посмотрел вниз, потом прижался лицом к крыше. От слабости я не мог шевельнуться. Думаю, мои ботинки тоже стучали…
Хейстингс сделал паузу, повернулся в кресле и продолжал более спокойно:
— Не знаю, что заставило меня посмотреть вверх. Возможно, какой-то звук на крыше, хотя я был не в том состоянии, чтобы обращать внимание на звуки. Но я посмотрел на трубу справа и увидел нечто.
Оно стояло у трубы, уставясь на меня. Не знаю, было это мужчиной или женщиной — у меня осталось впечатление только о белом лице, на котором застыла такая злоба, что ее волна подействовала на меня как звук. И я видел руку, лежащую на трубе. Когда я немного отодвинулся, свет из окна упал на эту руку, и, прежде чем ее обладатель скользнул в тень, я разглядел на ней пятно позолоты.
Его глаза устремились на блестящую часовую стрелку, лежащую на столе, и он закрыл их.
— Ну? — нарушил Хэдли затянувшееся молчание. — Что потом?
Хейстингс сделал беспомощный жест.
— Остальное вы знаете… Первой моей связной мыслью было помешать Элинор подняться наверх мимо двери Боскома и увидеть тело на пороге. Я мог спуститься через другой люк в крыше, но не хотел обнаруживать свое присутствие, особенно перед бабулей Стеффинс. Я подумал, что, если спущусь, подбегу к парадной двери и… Не знаю, что у меня творилось в голове… Помню только отчетливое желание убежать куда угодно и забыть о страшном зрелище. Я благополучно перебрался на дерево, а потом оно словно перевернулось, ветки затрещали, и больше я ничего не помню. Когда я пришел в себя, надо мной склонялся какой-то старик с седой бородой, а как только я заговорил, мне показалось, будто он вколачивает в мою голову гвозди. Думаю, я рассказал все это Лючии…
Хэдли бросил на девушку вопросительный взгляд.
— Конечно, инспектор, теперь вы хотите услышать обо мне, — отозвалась та с циничной усмешкой. — Не знаю, сколько времени Дон пролежал там, прежде чем я его подобрала, — я не слышала, как он упал… Я читала в своей спальне и, должно быть, задремала…
— И вы не слышали ничего, что происходило в доме?
— Нет. Говорю вам, я, очевидно, задремала в кресле. — Она слегка поежилась. — Что-то меня разбудило — не знаю, что именно, но это меня напугало. Я посмотрела на часы и увидела что уже далеко за полночь. Меня знобило, но я не хотела разводить огонь. Поэтому я пошла в свою кухню подогреть воду для пунша, прежде чем лечь. Окно в кухне было открыто, и я услышала, как во дворе кто-то стонет. Тогда я вышла…
— Вы проявили удивительное хладнокровие, мисс Хэндрет, — заметил Хэдли. — Что дальше?
— Я не проявляла никакого хладнокровия, и у вас нет причин для сарказма. Я притащила Дона в дом. У него было сильное кровотечение. Я подумала, что нужно разбудить Криса Полла или Кэл… — оборвав фразу, она бросила взгляд на Боскома, и ее глаза блеснули из-под полуопущенных век, хотя лицо оставалось спокойным, — что нужно позвать на помощь Криса и больше никого не будить. Открыв дверь в холл, увидела, что на лестницу сверху падает свет, и услышала голоса. Я также увидела миссис Стеффинс. Она стояла на свету, глядя наверх и прислушиваясь. Бросилось в глаза, что она полностью одета. Миссис Стеффинс тоже заметила меня. Я закрыла дверь и вернулась к Дону. Это было за несколько минут до вашего появления. Потом пришел доктор и с ним мистер Карвер, который сообщил мне, что случилось. Когда Дон очнулся, он тоже захотел рассказать мне, что произошло.
Лючия говорила невыразительным тоном полицейского, свидетельствующего перед магистратом. Потом ее голос ожил.
— Конечно, Дон упал всего с тридцати футов, и ветки замедлили падение. Я знаю, что он должен дать показания. Но сейчас вы позволите ему уйти?
— Со мной все в порядке, — огрызнулся Хейстингс. — Ради бога, Лючия, перестань обращаться со мной как с ребенком. — Он настолько ослабел, что любая мелочь приобретала в его глазах чудовищные размеры. — Ты постоянно это делаешь, и меня от этого тошнит. Я рассказал об этом с одной целью, что бы они ни думали. Боском мне не нравится, но лично против него я ничего не имею. Другое дело — эта свинья Стэнли. Кто бы ни убил того парня, я отлично знаю, что они этого не делали. Но они собирались это сделать, и я хочу, чтобы все знали, что собой представляет Стэнли, — что он подстрекал к убийству, что он стоял и наблюдал…
