Ютта, собранная и переодетая, ожидала в пекарне. Было
новолуние, декабрьская ночь была темна, как дно самой геенны.
Вероника вернулась поздно за полночь. Зарумянившаяся,
вспотевшая и тяжело дышащая. На ней был подбитый мехом плащ, она несла узелок.
«Получилось, – подумала Ютта, – у нее действительно получилось».
Они не тратили времени. Быстренько перебежали двор к
гостевому дому и вошли в мрак сеней. Миколай Кузанский ожидал их, пальцем на
губах приказал молчать. Он провел их в конюшню, где при тусклом свете ночника
слуги седлали двух коней. Ютта надела поданный ей кожушок, натянула капюшон,
вскочила в седло.
Миколай Кузанский отправил слуг. После чего обнял Веронику и
поцеловал. Поцелуй длился. И длился.
Достаточно долго. Утратив терпение, Ютта многозначительно
кашлянула.
– Вам пора, sorores, – опомнился Миколай
Кузанский. – Пора. Идемте.
– Кто это там? – заворчал Брюнварт, монастырский servus
[287]
из мирян, сторож и привратник гостевого дома. Кого там по
ночам черти носят? Зараза на ваши…
Он узнал каноника, замолчал, низко поклонился. Кузанский без
слов сунул ему в руки звенящий мешочек. Брюнварт согнулся в поклоне.
– Отпирай ворота. Выпусти мою прислугу, я посылаю их по
срочному делу. И рот на замок.
– Я ничего не видел… Ваше преподобие…
Ночь темна, как дно геенны. Холодно.
– Эта дорога ведет в Вейд. А эта – в Цвиккау и дальше в
Дрезден. Прощайте милые сестры. Пусть вам Бог помогает. И счастливо приведет к
вашим близким.
– Прощай… милый Миколай.
Подковы застучали по камням.
Глава 17
в которой описываем Год Господень 1430, а на охваченных
пожаром войны землях Саксонии, Тюрингии и Верхней Франконии продолжается
великий поиск.
Рейневану, Шарлею, Самсону и Риксе потребовалось два часа,
чтобы от брода в Кессерне выбраться на тракт, на дорогу, которая вела в
Альтенбург. Несмотря на то, что начал падать снег, они ехали быстро, Рейневан
во главе, разгоряченный и возбужденный близостью Ютты. Гуситская армия,
разделившись на пять полков, маршировала тем временем в направлении Наумбурга и
Ены, методично сжигая каждое село и каждый oppidium
[288]
на
своем пути. Горизонт на западе расцвел султанами дымов, которые рвал ветер.
Рейневан торопил, сначала он даже отказывался
останавливаться на ночь, хотел ехать даже в темноте; чтобы его остановить, были
необходимы действительно убедительные аргументы: кони требовали отдыха и корма,
к тому же они были в чужой и враждебной стране, во мраке и вьюге они могли
заблудиться, сбиться с пути, следствием могло стать опоздание значительно
серьезнее, чем несколько часов ночлега. Таким образом, они остановились в овине
на краю селения. Которое тоже выглядело опустевшим.
Горизонт на западе светился заревом. Они сидели вокруг
маленького костерка. В полном молчании. До определенного времени.
– Рейнмар, – заговорила едва заметная в темноте
Рикса. – Мы должны выяснить одну вещь. Божичко напугал тебя угрозой
навредить Ютте и вытянул из тебя информацию о месте переправы. Правда?
– К чему ты клонишь, дорогая Рикса? – заговорил
едва заметный в темноте Шарлей.
– Курфюрст Фридрих ожидал с саксонским войском не там,
где надо, ergo:
[289]
он не знал. Не знал правду.
Руководствовался ложной информацией. Я клоню к тому, чтобы задать тебе вопрос,
Рейневан. Он звучит так: какую информацию ты дал Божичке?
– Да ложную же, само собой, что ложную, – заверил
из темноты Шарлей. – Какую еще он мог дать?
– Ложь бы раскрылась, – не отступала Рикса. –
А расплатиться за нее должна была бы Ютта. И ты хочешь, Рейнмар, чтобы я
поверила, будто ты пошел на такой риск?
– Курфюрст саксонский не ожидал нас с армией под
Кессерном, – снова ответил за Рейневана Шарлей. – Ожидал под Дорнау,
то есть в ложно указанном месте. Ты сама это признала. Разве тебе этого не
достаточно в качестве доказательства?
– Меня интересует не доказательство, а только правда.
– У правды, – Шарлей схватил за плечо Рейневана,
который уже собирался давать ответ, – бывают разные лица. Какое лицо у
твоей правды, Рикса Картафила? До того, как Божичко заехал тебе кастетом, ты
дерзко и настойчиво требовала от Рейневана информации о месте переправы. Какую
информацию ты ждала, правдивую или ложную? Как ты намеревалась воспользоваться
добытыми сведениями, кому их передать? И в какой форме – информации или
дезинформации? Стоит ли докапываться?
– Я хочу знать правду.
– Ты упрямая.
– Это у меня наследственное. Докапываюсь дальше: мы
направляемся в Кроншвиц, в монастырь доминиканок, потому что именно там Божичко
спрятал Ютту де Апольда. Мы знаем об этом, ибо я перехватила его сообщение для
Рейневана. Когда Божичко отсылал это сообщение, настоящее место переправы было
уже известно. Уже тогда было ясно, что Фридриха обвели вокруг пальца, что в
результате дезинформации он совершил роковую военную ошибку. Несмотря на это,
Божичко отдал Рейневану Ютту. Он поступил как добросовестный шантажист.
Выполнил свою часть договора, отдал то, чем шантажировал, когда получил то, что
хотел шантажом добыть. Что же тогда, спрашиваю в очередной раз, получил
Божичко. Информацию или дезинформацию?
– В очередной раз отвечаю: какая разница? Важен
результат.
– Не только. Важна также верность принципам.
– Дорогая Рикса! – заговорил после долой паузы
Шарлей. – У меня тоже были предки. И я также имею наследственность. Из
поколения в поколение в моем роду передавались разные житейские мудрости и
изречения, короткие, длинные, даже рифмованные. Из пустого даже Соломон не
нальет. У богатого и вол отелится. Монастырь будет дольше, чем преор. Этих
премудростей было несчетное множество, но особенно мне запомнилась одна. Звучит
так: верность принципам – это не что иное, как выгодная отговорка для
безвольных недотеп, которые пребывают в бездеятельности и маразме, ничего не
делая, поскольку любая активность превышает их силы и воображение. Чтобы иметь
возможность с этим жить, эти растяпы из своего растяпства сделали добродетель.
И гордятся ею.
– Красиво. А правда?
– Что – правда?
– Что такое правда?
