– Правда, – спокойным голосом сказал Самсон
Медок, – это дочь времени.
– Зачатая, – закончил Шарлей, – от стечения
обстоятельств во время случайного и короткого романа.
Было около полудня, когда они прибыли в Кроншвиц. Был
полдень, когда они измучились и устали стучать в калитку, а потом колотить в
нее. Когда они едва не охрипли от крика. Увенчанная замком монастырская калитка
оставалась замкнутой наглухо. А каменная глыба доминиканского cenobium такой,
какой и была: холодной, мертвой и безмолвной.
– Мы прибыли за панной Юттой де Апольда! Уполномоченные
ее родителями!
– Pax vobiscum, sorores!
[290]
Нас
прислал архиепископ магдебургский. Отворите!
– Я священник! In nominee Patris et Filii et Spiritus
Sancti! Credo in Deum Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae!
[291]
– Мы добрые католики. Клянемся Святым Крестом!
– Жертвуем на монастырь пятьде… сто гульденов!
– Ютта! Отзовись! Ты там? Юююттааааа!
От обитой железом калитки разило холодом и враждебным
запахом ржавчины. Монастырь молчал. Как могила. Как камни окружающих его стен.
– Монашки внутри, – сделал вывод Шарлей, когда они
сдались и отступили к ближайшему лесочку. – Выход один. Табор действует
близко, вот те дымы – это где-то под Герой, кажется, также горит Альтенбург,
который мы вчера проезжали. Я сгоняю туда, приведу сотню парней и мы возьмем
монастырь штурмом.
– Они ограбят монастырь. Доминиканкам тоже достанется.
– У них был шанс.
– Я пойду еще раз под монастырь, – стиснул губы
Рейневан. На этот раз сам. Упаду на колени перед калиткой. Буду умолять…
Самсон словно тигр внезапно прыгнул в заросли и выволок за
ворот невысокого и взлохмаченного типа.
– Пустите… – застонал тип. – Пустите меня… Я
всё скажу…
– Ты кто?
– Брюнварт, господин. Слуга из монастыря… Я слышал, что
вы что-то кричали под калиткой… Напрасно, потому что той панны в монастыре уже
нету.
– Говори! Говори, что с ней!
– А вы что-то там говорили про деньги…
Они ехали на восток, трактом на Хемниц. Возбужденный
полученной информацией Рейневан снова был во главе и снова задавал темп.
– Они бежали из монастыря, – неизвестно, в который
раз повторял он, когда они поехали чуть медленнее. – Ютта с какой-то
другой панной. Бежать им помог какой-то священник, любовник той, другой…
– Допустим, что другой, – скорчила лукавую гримасу
Рикса, но под его злым взглядом затихла.
– Поехали, – продолжал он, – на восток, в
направлении Дрездена, на Виа Региа. Мы должны их догнать.
– Они выехали из монастыря более недели тому, –
заметил Самсон. – Если верить слуге. У них большое преимущество. А мой
конь… Не хочу вас огорчать, но с его ходом что-то не так.
– Не удивительно, – прыснула Рикса. – Носить
такого гиганта – это не шутка. Сколько ты весишь, дибук? Четыре центнера?
[292]
– Коня, – Шарлей стал в стременах, – надо
будет сменить. У твоего, Рейнмар, я слышу, тоже в груди играет, как в кузнечных
мехах. Нам нужны новые скакуны. Что вы скажете об этих?
Он показывал на лес, на лесную дорогу, откуда как раз
выходила колонна крестьян. Было их около дюжины, и они вели коней.
И одеты, а скорее переодетые, они были очень странно. И как
для крестьян очень нетипично.
– Я знаю этих коней, – сказал Рейневан. – И
эти черные плащи. И эти черные забрала…
Он не успел закончить, как Шарлей и Рикса уже пришпорили
коней.
Хоть и обутые в огромные лапти, крестьяне проявили резвость
оленей и прыгучесть косуль. Бросив мешающие им трофеи, они мчались сквозь чащу
и заполненные снегом ямы с грацией антилоп, удирали так проворно, что
настигнуть их не было никакой возможности. Шарлею и Риксе удалось поймать
только одного, самого пожилого и, наверное, больного плоскостопием, как
определил Рейневан, судя по утиной походке.
Мужика притащили за воротник, он плакал, кричал, просил
пощады и взывал к Богу, делал всё как-то неуклюже и непонятно. К счастью,
Шарлей знал секреты общения с представителями земледелия. Од дал мощного пинка
крестьянину под зад, а когда тот резко выпрямился, заехал кулаком по шее.
Подействовало мгновенно.
– …не виноваты, мы не виноваты! – речь
плоскостопного приобрела человеческие черты. – Не мы их побили, schwцre bei
Gott,
[293]
не мы… Они среди себя резались, среди себя! Мы
только с убитых одёжу сняли… Коней мы похватали и взяли… Um Gottes Willen!
[294]
Добрый господин… Ведь и у нас неделю тому назад взяли, всё Rittery
взяли… Ни одной куры не оставили… Святая Геновефа… Так что, как мы те трупы
нашли…
– Трупы? Где? Веди нас.
За лесом раскинулась целинная земля, заснеженная и поросшая
кустарником. Снег был срыт копытами и весь красный от крови. На нем чернели
трупы. На глаз около двадцати тел.
Мужики не успели обобрать даже половину убитых, поэтому
идентифицировать останки не представляло труда. Как минимум четверо убитых
носили черные плащи, черные латы и черные хундсгугели, которые всем запомнились
как униформа и распознавательный знак Черных Всадников Биркарта Грелленорта.
Остальные были похожи на наемников.
Рикса была единственной, кто выехал на кровавый снег и
объехала побоище, внимательно рассматривая все тела, следы и особые приметы.
– Дрались вчера, – сообщила она,
вернувшись. – Наемников было пятнадцать, все погибли. Всадников
Грелленорта было меньше, погибли трое. Из них двоих добили, закололи
мизерикордиями. Грелленорт, видимо, торопился.
– Куда? – спросил Шарлей. – Куда он поехал?
– На юг. К нашему счастью, потому что мы бы на него
нарвались.
– Что он, – Рейневан успокоил лошадь, – здесь
делает? Что он ищет?
– Нас, – сухо ответил Самсон. – Не будем
строить иллюзий.
