Вероника пришла в себя, уже могли бежать. И бежали. Сколько
было сил.
Возле ворот толпились обезумевшие от ужаса люди,
продолжалась свалка, крики и проклятия доносились из ближайшей конюшни.
Тибальд, не раздумывая, вскочил в середину. Через минуту он появился со вторым
своим помощником, Павлом Рамушем, они вели четырех дергающихся коней. По щеке
Рамуша текла кровь.
– В седла! И к воротам! К воротам!
На садящуюся Веронику набросились двое, с криками схватились
за одежду, пытаясь стянуть с коня. Тибальд Раабе хлестнул одного батогом,
второго Ютта лягнула в лицо. Рядом Рамуш сек толпу плетью. Вероника дрожала,
лязг ее зубов было слышно сквозь окружающий их галдеж.
– К воротам! На мост!
Их настигал жар и рев, неистовство сумасшедшей стихии.
Ветер, который неожиданно поднялся, усилил пожар, не прошло и три пачежа, а
весь город Байрот горел одним большим огнем. Поверхность канавы блестела, как
красное зеркало. На фоне пламени мелькали силуэты всадников.
– Пришпорьте коней! – крикнул озираясь Тибальд
Раабе, – Ходу, со всех сил!
Они скакали прочь, принуждая коней к убийственному галопу.
Не оглядывались.
Они шли галопом берегом реки, поблескивающей в свете звезд.
Не сбавляли ходу аж до той минуты, пока кони не начали хрипеть, а лесная дорога
потонула в темноте.
Ютта, вдруг почувствовав холод на спине, стала в стременах,
прислушалась.
– Нас догоняют, – сказала она дрожащим голосом.
– Не может быть… – Тибальд оглянулся тоже. –
Я ничего не слышу…
– За нами погоня, – повторила Ютта. – Давайте
вскачь!
– Угробим коней…
– Предпочитаешь угробить нас?
Наступил мутный и холодный рассвет, тогда и оказалось, что
Ютта была права. На далеком хребте взгорья замаячили силуэты всадников. Сквозь
туман донесся далекий крик.
– Adsuuumuuus!
– Твою мать! – пришпорил коня Тибальд. – Это
Грелленорт! Ходу, девчата, ходу!
Вся четверка пошла диким галопом, вниз по холму, между
редкими и голыми березами. Заскочили в яр, подковы зазвенели по камням. С
треском поломался тонкий лед в лужах.
– Ходу! Не останавливаться!
– Adsuuumuuus!
За яром распростерлось поле, в бороздах белел снег. За полем
синел лес. Не надо было ни командовать, ни побуждать. Они прижались к гривам,
пошли в галоп. из-под копыт летела земля.
Но погоня было уже близко, крик дал понять, что они уже
попали в ее поле зрения. Ютта оглянулась. Более дюжины всадников шли лавой.
Один вел их, был во главе. Она знала, кто это. Они ворвались в лес, продирались
сквозь гущу, их хлестали заснеженные лапы елей. И выскочили прямо на распутье.
Одна из дорог вела в яр, вторая в бор.
– Давайте разделимся! – крикнула Ютта. – Это
единственный шанс! Я в яр, а вы туда!
– Ютта! Неееет!
– Я не могу… – выдохнул голиард. – Не могу
позволить… Я поеду…
– Я езжу верхом лучше вас всех. А без тебя мы не
доберемся к гуситам. Поехали!
Не было времени ни на споры, ни на трогательное прощание.
Ютта пришпорила коня и галопом помчалась в яр.
Уже добрых часа два они не слышали за собой голосов погони,
тем не менее Тибальд Раабе не решался сбавить темп аж до той минуты, пока
бледное солнце не стало в зените.
– Стаем… – выдавил он из себя. – Спешиться.
Мы должны дать коням отдохнуть… Кажется, уже нас не догоняют… Наверное, удалось.
Ютта…
Голос застрял ему в горле. Вероника начала плакать.
– Она ездит верхом лучше всех нас… – с трудом
сказал голиард. – Лучше всех… Она справится…
Вероника разрыдалась навзрыд.
– Мы должны послать за помощью, – решил
Тибальд. – Мы вблизи дороги, которая ведет на Кульмбах и Кронах, гуситы
должны быть близко. Вероника, перестань, пожалуйста…
Вероника не могла перестать. Она рыдала очень горько и очень
громко. И хоть обычно рыдания являются напрасными, ни в чем не помогают и
положения не улучшают, в это раз было подругому. В чаще зашелестело. Заржал
конь. На поляну выехала четверка всадников.
– Рейневан! – закричал голиард. – Шарлей!
Самсон!
– Хорошая мысль с этими рыданиями, –
поприветствовал их демерит. – Если бы вы не плакали, мы проехали бы мимо.
Лицо Тибальда, когда он рассказывал покрыла смертельная
бледность. Но Рейневан сохранял спокойствие. Или понимал, что не может иметь
никаких обид и претензий в отношении голиарда, или же ему было не до обид и
претензий. Скорее всего, второе, потому что, выслушав, он мгновенно вскочил на
ноги, а потом в седло.
– Поехали! – Тибальд вскочил на ноги тоже. –
Без промедления поехали на помощь! Я покажу дорогу. Дайте мне свободного коня,
потому что мой конь не пройдет и стае…
– Что с ней? – Рикса показала на Веронику, красную
от плача и попрежнему шмыгающую носом.
– Пусть едет с нами.
– Нет! – крикнула во весь голос Вероника фон
Эльсниц. – Не хочу! Ни за что! С меня хватит, хватит, я больше не вынесу!
Я хочу вернуться в мой монастырь! Я хочу в мой монастыыырь!
– Ладно, – кивнул Тибальд. – Рамуш завезет
тебя в Кроншвиц. С Богом, панночка.
– Спасайте… Ютту…
– Спасем.
Перед Юттой выросла изгородь, она пришпорила коня и
перескочила ее. Попала на ровное гумно, между лачуг и хибар покинутого села.
Слева она видела большой амбар, справа, на взгорье, маячили в тумане дырявые
крылья ветряной мельницы.
Конь фыркал и хрипел, мундштук и трензель были полностью в
пене, шея скакуна была горячей, мокрой и скользкой. А погоня не прекращалась,
кони Черных Всадников не ослабевали, она попрежнему слышала за собой топот и
крики.
Она галопом помчалась к амбару, потому что ей показалась,
что за ним видно чащу, которая могла бы дать хоть минутное укрытие. Спасти ее
могло только укрытие. В бегстве у нее уже не было шансов.
Она преодолела прыжком очередную изгородь, конь после прыжка
аж присел на круп, казалось, что упадет. Но он храбро поднялся.
