– За столом, – ответил через минуту
служащий, – теряется контакт с настоящей жизнью. За документами перестаешь
видеть реальный мир, за фактурами, векселями и аккредитивами перестаешь
замечать живого человека. Накапливается рутина, а рутина – губительная вещь. К
тому же, хорошо время от времени взбодриться. Попробовать приключений и вкус
риска. Почувствовать, как кровь быстрее течет по жилам. Почувствовать, как…
Он не закончил. Из-за рощи на них налетели конные. Некоторые
были в белых плащах. С черными крестами.
Рейневан едва успел накрутить тетиву самострела, выстрелил,
не целясь, болт прошил шею мчащегося на него коня, конь встал на дыбы и рухнул
вместе с наездником. Другие набросились на них, начали рубить. Рядом закачался
в седле ударенный мечом поджигатель, Рейневан успел схватить его топор, с
размаха саданул по шлему одного из нападающих, добавил еще раз, прежде, чем
кони их разделили, увидел, как из-под вогнутого худсгугеля хлещет кровь. В ту
же минуту ему самому кровь забрызгала лицо, всадники в белых плащах с крестами
беспощадно рубили фуггеровскую прислугу, которая вяло защищалась. Порубленные
поджигатели один за другим валились из седел на землю.
– Живьем! – крикнул рыцарь в вороненых доспехах, явно
командир. – Живьем брать!
Служащего Фуггеров стащили с коня на землю. На Рейневана
набросились двое, один вырвал у него топор. Второй, юноша с широко раскрытыми
глазами, пытался выбить его из седла рукоятью меча. Рейневан выхватил у него
оружие, схватил обеими руками за эфес и клинок, ударил под нарукавник,
чувствовал, как острие проникает сквозь кольца кольчуги. Юноша закричал,
съежился. Рейневан пришпорил коня, но было уже поздно. Его окружили со всех
сторон, схватили. Один их крестоносцев, несмотря на приказ брать живьем,
примеривался к удару в горло. Но не ударил. Не успел.
Раздался крик, земля задрожала под копытами. На поляну в
диком галопе влетели всадники. Черные от сажи поджигатели, а во главе Шарлей с
поднятым фальшьоном.
Раздва и битва закончилась. Прежде, чем можно было бы
проговорить Christe redemptor omnium,
[351]
последний из
крестоносцев рыл песок шпорами в предсмертных судорогах. Другие, раненные
сдались на милость и на немилость.
– Сдаюсь на милость, – горделиво сказал рыцарь в
вороненых доспехах, когда его подвели к Шарлею. – Я Магнус де Мерс, гость
Ордена Девы Марии. Дам выкуп…
Шарлей сделал короткий жест. Один из поджигателей
размахнулся и грохнул рыцаря обухом топора. Голова треснула, как арбуз, на три
куска, все они полетели в разные стороны. Правильно расценив это как указание,
поджигатели начали резать оставшихся пленников.
Рейневан встал на колени возле юноши, которого толкнул.
Чарами Алкмены он остановил кровотечение, заклятие подействовало мгновенно;
острие каким-то чудом не задело важные кровеносные органы, не была повреждена
ни артерия axillaries, ни артерия brachialis. Рейневан сконцентрировался,
заклятием затянул паховую вену. Юноша постанывал, бледный, как полотно.
– Отодвиньтесь, господин, – сказал кто-то из
поджигателей, став над ними. – Чтобы я вас нечаянно не покалечил, когда
буду его добивать.
– Прочь.
– Не должно остаться ни одного свидетеля, – сказал
служащий Фуггеров. – Ни одного. Не глупи, Рейнамар. Сдержи свои самаритянские
порывы, не место и не время на них.
Рейневан подскочил, как на пружине и врезал его кулаком.
Служащий упал на спину, словно колода, с потухшими глазами щупал вокруг себя
руками.
– Пусть это тебе улучшит вкус приключения, –
сказал Рейневан, дрожа от злости. – И пусть у тебя кровь быстрее потечет
по жилам. А вы прочь. Я лечу, а вы заслоняете мне свет.
– Вы слышали, что он сказал? – обратился к
поджигателям Шарлей, выразительным и угрожающим голосом. – Прочь от него.
А вы, господин служащий, встаньте и позвольте вас в сторонку. Нам надо
поговорить. Поручение я выполнил, пора расплатиться. Вы мне должны одну
информацию.
Рейневан отвернулся, принялся зашивать и накладывать
повязку. Раненный юноша дрожал, охал, судорожно сжимал веки.
Он стонал так пронзительно, что Рейневан решил обезболить
его еще одним заклятием. Настолько сильным, что юноша закатил глаза и обмяк.
Поляна опустела, поджигатели уехали в лес. Тогда вернулся
Шарлей. Сам.
– Твоя вспыльчивость, – холодно сказал он, –
могла мне дорого стоить. Где это видано, чтобы так сразу в зубы. К счастью, наш
Фуггер – деловой человек, настоящий профессионал. К тому же, кажется, имеет к
тебе слабость.
– Короче говоря, – Рейневан встал, вытер полотном
руки, – деловой человек выдал тебе конвой с черным фургоном.
А если бы не выдал, ты всё равно не был бы в убытке. Не
заработал бы, но и не потерял бы. Не лезь ко мне со стоимостями.
– Ты не понимаешь, дружище, – Шарлей скрестил руки
на груди. – Ты не знаешь всего. Оно, может, и хорошо, если учесть, что ты
собираешься надеть монашескую рясу. Что с раненым? Он жив? Испустил дух? В
агонии?
– Умрет, если его здесь оставить.
– А ты, уже почти брат, не возьмешь такой грех на
душу, – догадался Шарлей. – И отвезешь его к своим. А они тебя
повесят. В их рядах ведь есть настоящие специалисты по вешанью пленников,
прибывшие прямо из Мальборка.
Он подошел и стал над раненым. Юноша сжался от страха.
– Кто такой? Как тебя зовут?
– Парсифаль… – простонал юноша. – Парсифаль…
фон Рахенау…
– Откуда вы здесь взялись? Где стоят олесницкие войска?
Их численность? Сколько вооруженных прислал вам на подмогу Орден Девы Марии?
– Оставь его в покое, Шарлей.
– Слушай, nomen omen
[352]
Парсифаль, – Шарлей наклонился над раненым. – Бдил сегодня над тобой
твой покровитель святой Парсифаль, бдил целый Круглый Стол, бдили святые
Георгий и Маврикий. Если выживешь, зажги в церкви пару свечек и попроси отца,
чтобы он дал на пару богослужений. Привалило тебе сегодня большое счастье,
пришла большая удача, больше, чем если б ты нашел Грааль. Ты попал на
присутствующего здесь медика. Если б не он, твои рожа и глаза были бы полны
пахнущей весенней землей. Помни о медике, Парсифаль. И прочти иногда за него
молитву. Прочтешь?
– Да, господин…
