– В действительности…
– Чтобы во Вроцлаве что-то начать, – не дал ему
закончить армигер, – надо иметь деньги. Без денег ты здесь никто. А когда
деньги имеются, можно уладить любое дело, пусть самое трудное. Управишься с
Божьей помощью и со своей проблемой, брат. Потому что у тебя будут деньги. Я
дам тебе их. Не обижайся, что расплачиваюсь воистину, как Эйзенрейх. По
купечески. Иначе не могу, потому что…
– Знаю, – Рейневан слегка улыбнулся. – Потому
что я проклят.
Второй проблеск счастья выпал Рейневану вскоре после
полудня. Он не вьехал в город вместе с Линденау, небезосновательно побаиваясь,
что выходящие на опасный юг Свидницкие ворота находятся под пристальным
наблюдением стражи и других городских служб. Едучи берегом Олавы, он добрался
до Миколайских ворот, там смешался с сельскими жителями, тащившимися в город с
разнообразным предназначенным для продажи товаром и инвентарем, преимущественно
живым. В воротах проблем не было, большинство стражников скучало и ленилось,
немногие активные обращали всю свою активность на то, чтобы выцыганить взятку в
виде курицы, гуся или куска грудинки. Вскоре после того, как в церкви Святого
Миколая зазвонили на сексту, Рейневан уже оставил позади Щепин и шагал, ведя
коня за узду, в сторону предместья, смешавшись с толпами других путников,
движущихся в ту сторону.
А как только миновал Колбасную, счастье широко улыбнулось
ему. Во весь рот.
– Рейневан? Ты ли это?
Опознавшим его оказался юноша в черном плаще и фетровой
шапке такого же цвета. Плечистый и румяный, как сельский парень, и с широкой
улыбкой сельского парня. Под мышками у него было два больших свертка.
– Ахиллес… – Рейневан поборол вызванный неожиданным
окриком спазм в горле. – Ахиллес Чибулька!
– Рейневан, – похожий на сельского парня юноша,
осмотрелся, улыбка вдруг исчезла с его румяного лица. – Рейневан из
Белявы. Во Вроцлаве, в двух шагах от Рынка. Кто бы подумал… Давай не будем
стоять здесь, зараза, у всех на виду. Пойдем ко мне, в аптеку. Это недалеко.
Держи, поможешь мне нести… Осторожно!
– Что это там?
– Банки. С мазями.
Аптека действительно была недалеко, находилась тут же на
Колбасной около Соляной площади. Висящая над входом вывеска представляла собой
что-то, напоминающее клыкастую морковь, однако вымалеванная ниже надпись
«Мандрагора» выводила из заблуждения. Вывеска в целом была не слишком
импозантной, помещение небольшое и скорее всего не часто посещаемое. Во
времена, когда они с Чибулькой поддерживали частые и оживленные отношения, у
того не было ни вывески, ни помещения. Работал он у господина Захарии Фойгта,
собственника именитой аптеки «Под золотым яблоком». А теперь явно доработался
до собственного дела.
– Прокляли тебя, – заявил Ахиллес Чибулька,
расставляя банки на аптекарской стойке. – Наложили анафему. В соборе. В
Старозапустное воскресенье.
[35]
Недели три тому.
Знакомство Рейневана с Ахилессом Чибулькою началось в 1429
году, вскоре после того, как Рейневан вернулся из Праги, прервав учебу после
дефенестрации
[36]
и вспышки революции. В то время Чибулька был
ассистентом «Под золотым яблоком», причем ассистентом специализированным. Он
был унгентарием, то есть спецом в приготовлении мазей. Почти все, что Рейневан
знал о мазях, он научился у Чибульки. Мази втирал как отец, так и дед Ахиллеса,
причем оба втирали в Свиднице, а сам Ахиллес был вроцлавцом в первом поколении.
Сам себя он привык представлять как «родовой силезец чистой крови», и делал это
так гордо, что кто-нибудь мог бы подумать, что одетые в шкуры прародители
Чибулек обживали пещеры под Силезией задолго до того, как в эти края пришла
цивилизация. Гордость собственными корнями вместе с тем сопровождалась
временами непереносимым презрением к другим нациям, которые Чибулька
характеризовал как «пришлые», прежде всего, к немцам. Рейневана часто возмущали
взгляды Чибульки, однако сегодня он понял, что шовинизм аптекаря может быть ему
на руку.
– Прокляли тебя гадостные немцы, – повторил со
злостью Ахиллес Чибулька. Ты, наверное, слыхал об этом? Ха, не мог не слышать.
Шуму было на весь Вроцлав. Если бы тебя в городе узнали…
– Не было бы хорошо, если бы меня узнали.
– Ой, не было бы. Но ты не расстраивайся, Рейневан, я
тебя скрою.
– Дашь убежище проклятому?
– Я не признаю немецкие анафемы! – завелся
Ахиллес. – Мы, то есть силезские phisici и pharmaceutici, должны держаться
вместе, потому что принадлежим к одному силезскому цеху и одному братству. Один
за всех и все за одного! И все contra Theutonikos, против немцев. Так я себе
поклялся после того, как эти свиньи до смерти замучили господина Фойгта.
– Господин Фойгт мерт?
– Замучили его, суки. За колдовство и поклонение
дьяволу. Чушь несусветная! Ну, штудировал его милость Захария немного «Picatrix»,
немного «Necronomicon», «Grand Grimoire» и «Arbatl», почитывал немного Пьетро
ди Абано, Чекко д’Асколи и Михаила Шотландца… Но колдовство? Что он в нем
понимал? Даже я в эти игры лучше играю. Вот!
Ахиллес Чибулька ловко зажонглировал тремя банками,
подбросил их, выпрямил руки, покрутил ладонями и пальцами. Банки начали
самостоятельно кружить и вертеться, все быстрее и быстрее выписывая в воздухе
круги и эллипсы. Аптекарь движением ладони приостановил их, после чего все три
аккуратненько посадил на прилавок.
– Вот! – повторил он. – Магия! Левитация,
гравитация. Ты сам, Рейневан, левитируешь, я ведь видел когда-то, как ты перед
панночками выделывался. Каждый второй знает какие либо чары и заклинания, носит
амулет или пьет эликсир. Стоит за это людей пытать, жечь на огне? Не стоит. Так
что плевать мне на все их проклятия. Убежище я тебе дам. Тут, над аптекой,
комнатка есть, там поживешь. Только по городу не лазь, а то узнают, беда будет.
– Так получается, – пробурчал Рейневан, – что
я должен побывать в нескольких местах.
– Не советую.
– Я должен. У тебя талисмана часом нет, Ахиллес?
– Есть несколько. Тебе какой надо?
– Панталеон.
– Ах, вот оно что! – Унгентарий стукнул себя по
лбу. – Конечно же! Это выход. Я сам такого не имею, но знаю, где достать.
Недешевая это вещь… Деньги есть?
– Должны быть.
