– Кипи, кипи, котелок, а в нем белладонна, борец,
белена. Наклони голову, Эвфемия фон Барут. Вдыхай пар. Вот тебе зеркальце, я
тебе даю его. Когда месяц начнет уменьшаться, в день Венеры и Фреи поймай в
него тайком отображение твоего любимого. Заверни в овечью шерсть, положи в
шкатулку. Посыпь смесью сушеных лепестков роз и вербены. Добавь зелья Agnus
Castus, известного также как Авраамово дерево. Добавь каплю собственной sanguine
menstruo.
[375]
Спрячь шкатулку, чтобы ни один солнечный лучик
не смог упасть на нее. Пряча, трижды проговори заклятие: Ego dilecto meoet ad
me conversio eius, я есть моего милого, и ко мне обращено его влечение. Прежде,
чем месяц сделает три оборота, твой избранник будет твоим.
Через знамения и через руны…
Magna Mater, Magna Mater…
– Кипи, кипи, котелок, а в нем белладонна, мандрагора.
Наклони голову, Эленча де Вирсинг. Вдыхай пар. Вот тебе стальной ножик, я тебе
его даю. Когда месяц после полнолуния начнет уменьшаться, в день Венеры и Фреи
перед восходом солнца пойди в сад. Сорви яблоко, которое покажется тебе самым
красивым. Перережь его ножиком пополам, растерев перед тем на лезвии каплю sanguine
menstruo. Насыпь на каждую половинку яблока щепотку высушенного спорыша, скрепи
обе половинки прутиками из веток мирта. На кожуре яблока вырежи инициал имени
любимого, трижды проговори имя, после каждого раза проговаривая заклинание: Ecce
iste venit, вот он приходит. Яблоко спрячь, причем так, чтобы ни разу не упал
на него солнечный свет. Даже если бы твой избранник был на конце света,
воротится к тебе.
Эйа!
Силой Солнца и силой Луны,
Через знамения и руны!
– Кипи, кипи, котелок, а в нем белладонна, собачья
петрушка, цикута. Наклони голову, вдыхай пар, ты, которая желаешь, чтобы тебя
называли Электрой. Грозное ты взяла себе имя, грозное и страшное для такой
молодой, как ты. Знай, что такие, как ты, обычно уходят от меня, несолоно
хлебавши, таким, как ты, я не помогаю, не поддерживаю того, что они планируют и
задумывают. Таким, как ты, Электра, обычно я рекомендую положиться на время и
судьбу.
Лежащий на черепах кот зашипел. Глаза колдуньи запылали
зловещим огнем.
– Так что только в виде исключения, – тихо сказала
она, – помогу сегодня немного судьбе. И хотя твое желание полно зла,
Электра, я исполню его. Протяни руку. Вот даю тебе…
Рыжеволосая колдунья шептала, Электра слушала, наклонив
голову. Огонь угасал, котелок еще булькал, шипел, брызгая на угли, кипяток.
Кот замяукал.
– А теперь уже идите себе, – распорядилась bona
femina. – Слава Всебогине! Да, не забудьте: рекламации не принимаются!
– Не ешь так жадно, – наставлял Шарлей. –
Повредит тебе.
Рейневан поднял голову из-за миски, которую закрывал рукой,
минуту смотрел так, будто не понимал. Потом снова принялся глотать галушки и
гоняться за шкварками. Справившись с галушками, он придвинул к себе двуухий
горшок супа, отломил от буханки кусок хлеба. Демерит наблюдал за ним молча.
– Как? – спросил вдруг с полным ртом
Рейневан. – Каким образом…
Шарлей вздохнул.
– После нашего расставания я долго не знал, что с тобой
происходит. О Ченстохове я, знамо дело, слышал, все слышали. Но откуда я мог
знать, что ты там был? И что тебя посадили. Короче говоря, свободой ты обязан
Риксе. Ее осведомленности и ее связям.
– Но, всё-таки, это же ты… – Рейневан отложил
ложку. – Это ты меня вытащил из Лелёва.
– Для этого существуют друзья. Ты чуть притормози с
кушаньем. Никто у тебя эту еду не заберет.
Рейневан посмотрел на него, щуря слезящиеся и гноящиеся
глаза. Глазные яблоки у него были налиты кровью и покрыты густой сеткой красных
жилок, он также явно страдал от светобоязни.
– Мне нужен цирюльник, – Рейневан словно читал его
мысли. Или аптека. Какой-нибудь медикамент против воспаления конъюнктивы.
Очанка, алоэ, faeniculum или herba sancta… Но первым делом я что-то съем, я
должен что-то съесть. А ты рассказывай.
– Что?
– Рассказывай, – Рейневан потянулся через стол за
белой колбасой из послепасхальных остатков. – О том, что тем временем в
мире произошло.
– Многое произошло. Ты сидел ровно три года, но так,
будто просидел тридцать. Время сейчас историческое. Это видно по тому, что происходит
много всего и быстро. Ты сидел, а тут происходило. Очень много и очень быстро.
Ты прозевал множество исторических моментов, чтобы сейчас всё это наверстать,
мне пришлось бы разъяснять тебе вещи аж до утра, а у меня нет для этого ни
времени, ни желания.
– Найди время и желание. Пожалуйста.
– Как скажешь. Тогда по очереди. Умер папа Мартин V.
Избрали нового…
– Габриеля Кондульмера, – подтвердил
Рейневан. – Небесную волчицу Малахии. А избрание произошло в воскресенье Oculi,
четвертое перед Пасхой. Всё это мне когда-то наворожили. Кроме имени. Какое он
себе взял?
– Евгений IV. А на Старой Площади в Руане англичане
живьем сожгли Жанну д’Арк. Начался Собор в Базеле. На Чехию начался пятый по
очереди крестовый поход, был позорно разбит под Домажлицами. Прокоп пустил с
дымом всё олесницкое княжество, а потом рейдом дошел аж до Бернау, в трех милях
от Берлина. Помер князь Болько Цешинский. Помер Конрад из Вехты, пражский
архиепископ. Помер епископ Ян Шафранец, брат Пётра Шафранца. Помер Фридрих фон
Ауфсес, епископ Аугсбурга… Куда ты пошел?
– Выблевать.
– Dulce lumen, – неожиданно заявил
Рейневан. – Et delectabile est oculis videre solem.
– Чего?
– Сладок свет, и приятно для глаз видеть солнце.
Екклесиаст.
[376]
– Значит, – догадался Шарлей, – лекарство
немного помогло?
– Немного помогло. Но не только в этом дело. Вовсе не
только в этом.
