Был бунт в Литве, против воссоединения с Польшей и всего
польского выступил с оружием подстрекатель Свидригелло, дядя нового короля, его
поддержали Инфлянтский орден, русины и Сигизмунд Корыбутович, несостоявшийся
правитель Чехии и Верхней Силезии. В 1435 году, в день, посвященный святому
Эгидию, в dies Jovis, за четырнадцать дней перед equinoctium autumnale
[397]
погиб Корыбутович в бою с поляками. В битве, происходившей
под Вилкомежем над рекой Святою.
Урожайным годом был 1435 год. Может, помните? Ведь всего-то
лет пять прошло. В некоторых местах уже до Петра и Павла собирали урожай, а
после Петра и Павла жатву закончили везде. Виноград в виноградниках отцвел
перед святым Виттом, а вскоре после святого Витта ягоды были уже крупные, как
горох, а местами, как козий помет. Очень жаркое было лето в тот год, припекало
так, что люди теряли сознание на полях.
В том же году осенью на небе появилась яркая комета с
пылающим хвостом, обращенным на запад. Астрологи пришли к заключению, что это
дурной знак. И были правы. Вспыхнула вскоре после этого большая эпидемия в
Силезии, в Чехии, в Саксонии и в других землях, много людей от нее умерло. В
Дрездене, говорят, за один день более ста умерших хоронили. Много знатных людей
умерло, много. А во Вроцлаве умер каноник Гвиздендорф. И очень хорошо, что
умер, потому что сукой был еще той, oret pro anima sua, quis vult.
[398]
Жаль, что больше таких, как он, не умерло, тогда в Силезии жилось бы лучше.
В 1436 году, через два года после побоища Табора и Сироток
под Липанами, в день перед Варфоломеем въехал в Золотую Прагу Сигизмунд
Люксембургский, dei gratia Romanorum imperator, Ungarie, Boemie, Damlacie et
Croacie rex.
[399]
Многие встречали его криками «виват» и
возгласами радости, вели его в Град со счастливыми слезами на глазах. Но были и
такие, которые не признали Люксембуржца монархом, прозвали его узурпатором,
рыжей шельмой и царем вавилонским, а некоторые просто войну с ним начали.
Проповедник Амброж, Бедржих из Стражницы, Ян Колда из Жампаха, а более всего
прославленный гейтман Ян Рогач из Дубе. Последний так всех достал, что вскоре
императорское войско взяло его в осаду в его крепости Сион. Крепость пала, а
взятых в плен Рогача, Вышека Рачинского сотоварищи повезли в столицу. Там всех
по приказу императора Сигизмунда жестоко истязали и долго пытали, а под конец
повесили на большой виселице. Это произошло в понедельник, на следующий день
после дня Nativitatis beate Marie virginis Anno Domini 1437.
[400]
И долго плакали в народе. Люди плакали каждый раз, когда об
этом вспоминали.
Глава 23
в которой всему приходит конец.
– Иссохло от горести око мое,
[401]
–
пожаловался печальной цитатой Ян Бездеховский из Бездехова, самый старший,
самый опытный и самый уважаемый среди пражских чернокнижников конгрегации
аптеки «Под архангелом».
– Иссохло око мое, душа моя и утроба моя, –
добавил он, наливая из графина в бокалы. – Истощилась в печали жизнь моя и
лета мои в стенаниях; изнемогла от грехов моих сила моя, и кости мои иссохли.
Другими словами, Рейнмар, старость, чтоб ее зараза, не радость. Но хватит обо
мне. Рассказывай, что у тебя. Говорят, твоя панна… Это правда?
– Правда.
– А наш друг Самсон…
– Тоже правда.
– Жаль, жаль, – reverendissimus doctor
[402]
поднял бокал, сделал большой глоток. – Очень жаль. А
ты под Липанами, говорят, был… Вроде бы там людей в овинах живьем палили, сотни
людей. Ужас, ужас. И что теперь, скажи? Что теперь будет?
– Это конец определенной эпохи. Перелом. В Чехии
бурлит, как в котле…
– А накипь
[403]
всплывает, –
догадался Бездеховский. – Как обычно на самый верх. А ты? Будешь дальше
бороться?
– Нет. Я потерпел поражение. Во всём. С меня хватит.
– До интересных времен пришлось дожить, – вздохнул
старик. – Интересных. И смешных и страшных… К счастью, не долго уже этой
жизни…
– Да что это вы, учитель…
– Недолго, недолго. Единственное, что меня еще в этой
жизни держит, это спирт. Спиртные напитки. Винный спирт, – Бездеховский
поднял бокал, – это истинный aether,
[404]
который
устраняет из организма нечистые субстанции, а загустевшей, застывшей и ленивой
крови возвращает текучесть и живость. В горилке, как в квинтэссенции,
содержится экстракт наивысшей гармонии. Водка действует так, как называется:
это вода жизни, aqua vitae,
[405]
живительная жидкость, которая
может продолжить наши дни, отпугнуть смерть и отодвинуть кончину… Эх, что тут
говорить! Выпьем!
– Учитель.
– Слушаю тебя, сын мой.
– Я не задержусь в Праге долго, возвращаюсь в Силезию.
У меня там… неоплаченные счета. Я навестил вас, потому что… У меня просьба.
Настолько нетипичная, что я не смею с ней подойти ни к Телесме, ни к Эдлингеру
Брэму… Могу только к вам. В надежде, что вы соизволите понять…
– Вали смело. Что тебе надо?
– Яда.
– У меня есть всё, о чем ты просил, магистр Ян. –
Библиотекарь Щепан из Драготуш посмотрел на Бездеховского и Рейневана с
подозрением, вывалил на стол охапку книг. – «Turba philosophorum», то есть
переведенная «Muszaf algama’a». «Sirr alasrar», «Secretum secretorum», в
оригинале, если будут трудности с арабским, попросите помочь Теггендорфа. «Epistola
de djsibus tyriacalibus» Арнольда Вильяновы. И уникальное издание: «Questinos
de tyriaca» Гвилельма де Корви. Интересно, зачем вам эти два последних
произведения? Собираетесь травить кого-то, что ли?
– Вот, – Ян Бездеховский из Бездехова поднял
флакон с фосфоресцирующей зеленоватой жидкостью, – твой яд, Рейневан.
Рейневан молчал, был бледен. Бездеховский отложил флакон,
почесал свой посинелый нос.
