– Каноник Отто Беесс, – сказал он, поднимая
взгляд, – изволил перед своим отъездом удостоить нас свои доверием.
Небезосновательно. Он знал, что у Фуггеров равным образом в безопасности и
депозит, и секрет. Ничто не в состоянии заставить нашу компанию разгласить
доверенный нам секрет. А это депозиты. Письмо Отто Беесса, запечатано, печать
не повреждена. Тут же депонированные Отто Беессом сто гульденов. И еще сто,
которые я вам должен выплатить согласно вчерашнему распоряжению господина
Варфоломея Эйзенрейха… Изволитес пересчитать?
– Доверяю.
– Правильно, если позволите заметить. А если позволите
дать совет, просил бы не брать всю сумму сразу.
– За совет спасибо. Беру все. Сейчас и немедленно. Я не
намерен сюда возвращаться. Так что прощавайте. Потому что больше не увидимся.
Служащий Фуггеров улыбнулся.
– Кто знает, господин Рейнмар из Белявы? Кто знает?
Доверие Отто Беесса компании Фуггеров было отнюдь не
безграничным, ибо письмо каноника было защищено не только печатями. Содержание
было отредактировано так искусно, что постороннему лицу много бы не сказало. Не
было в письме ничего, что могло бы служить доказательством либо другим способом
использовано во вред отправителю. Или получателю. Даже Рейневану, какникак
хорошо знавшему каноника, пришлось немного попотеть над кодом.
– Ахиллес! Может, ты знаешь, – спросил он, не
поднимая голову, – во Вроцлаве корчму или постоялый двор, в названии
которых есть рыба?
– Во Вроцлаве, – Ахиллес Чибулька оторвался от
пересчета сложенных в столбики монет, – есть сто корчм. Рыба, говоришь?
Подумаем… Есть корчма «Под щукою» на Монетной, есть «Синий карп» в Новом
Городе… Эту не рекомендую. Еда неважная, по морде получить можно на удивление
легко… Ну, есть также «Золотая рыбка»… За Одрою, на Олбине…
– Неподалеку от лепрозория и церкви Одиннадцати тысяч
дев, – расшифровывал всё еще склоненный над письмом Рейневан. – Locus
virginis, ага! Все ясно. «Золотая рыбка», говоришь? Я должен туда пойти,
Ахиллес. Причем сегодня же. После вечерней.
– Олбин после вечерней? Решительно не советую.
– И все-таки мне придется.
– Нам придется. – Унгентарий потянулся так, что
захрустели суставы в локтях. – Нам обоим. Идя в одиночку, можешь туда
вообще не дойти. Вернемся ли мы оттуда целыми, это другое дело. Но пойдем в
двойке.
– Однако сначала, – он бросил взгляд на столбики
монет на столе, – надо обезопасить капитал. Щедро тебе капнуло, щедро,
чтоб я так жил. Если вычесть долг за амулет, твое имущество составляет сто
девяносто три золотых рейнских. Ты кого-то похитил, или как? Потому что очень
смахивает на выкуп.
Слабый свет зажженного фонаря выявил, что нападающих трое.
На головах они имели мешки с выжженными отверстиями. Один, настоящий великан,
ростом в семь стоп,
[37]
не меньше, второй тоже был высокий, но
худой, с длинными, как у обезьяны руками. Третий скрывался в темноте.
Задыхаясь от кляпа, отец Фелициан не питал никаких иллюзий.
Шпионил он и доносил на многих людей, множество людей имело причины, чтобы
напасть на него, похитить и отомстить. Ужасно, посадистски, пропорционально
причиненному в результате доносов вреду. Отец Фелициан отдавал себе отчет, что
похитители сейчас начнут делать с ним разные ужасные вещи. Стоящий на обочине
овин для молотьбы снопов, куда его затащили, превосходно подходил для этих
целей.
У алтариста не было ни иллюзий, ни надежды. И никакого иного
выхода, кроме как пойти на полный сумасшедший риск. Несмотря на связанные руки,
он сорвался, как пружина, наклонил голову и, как бык, ринулся в сторону ворот.
Ясное дело, шансов у него не было. Один из похитителей
железной рукой схватил его за ворот. Второй со всей силы заехал по крестцу.
Чем-то твердым как железо. Удар был настолько силен, что отцу Фелициану отбило
дыхание и отняло ноги, причем мгновенно и так неожиданно, что через секунду ему
казалось, что он летит, поднимается в воздух. Он упал на глиняный пол,
обмякший, как мешок с паклей.
Свет фонаря приближался. Оцепеневший алтарист сквозь слезы
увидел третьего из нападающих. Тот не маскировался. Его лицо было обычным и
никаким. Очень никаким.
В руке он держал длинную и толстую кожаную плеть. Плеть была
явно тяжелая. И позванивала металлом. Отец Фелициан услышал звяканье, когда
нападающий приблизил плеть к его лицу.
– То, чем ты минуту тому получил, – голос
нападающего показался ему знакомым, – это двадцать золотых рейнских
флоринов. Можешь получить этими деньгами еще пару раз. А можешь получить их в
свою собственность. Выбирать тебе.
Рейневан знал «Золотую рыбку» с того времени, когда был на
практике в лепрозории Одиннадцати тысяч дев. Почему находившаяся вблизи
познаньского большака корчма была именно так названа, оставалось тайной
владельца, точнее владельцев, потому что корчма, которая традициями восходила
ко временам Генрика Пробуса, поменяла их много. Во всяком случае, рыбку,
золотую или какую-либо другую, напрасно было бы искать на вывеске или в
интерьере. Вывеской корчма не обладала вообще, главным же элементом интерьера
было огромное чучело медведя. Медведь стоял в корчме, сколько помнили самые
старшие завсегдатаи, с течением времени все больше уступая моли. Моль также
стала причиной разгадки одной тайны: из-под поеденного ею меха в конце концов
показались грубые швы, обнаруживая, что медведь является изделием
искусственным, ловко сложенным из нескольких меньших медведей и других
болееменее случайных элементов. Завсегдатаев этот факт, однако, не взволновал и
не мешал им.
В этот вечер в «Золотой рыбке» также мало кто обращал
внимание на медведя. Все внимание плотно забивших зал гостей было обращено на
пиво и водку, а также, невзирая на пост, на жирное мясо. Последнее, печеное на
углях, заполняло помещение приятным ароматом и непроглядным дымом.
– Я ищу… – Рейневан сдержал кашель, вытер
слезящиеся глаза. – Я ищу человека по имени Гемпель. Грабис Гемпель. Знаю,
что часто здесь бывает. А сегодня?
– Разве, – корчмарь посмотрел на него сквозь
дым, – я сторож брату моему? Ищите, да обрящите.
Рейневан уже было намерился также угостить корчмаря
какой-нибудь библейской сентенцией, но Ахиллес Чибулька покашливанием подсказал
ему другое решение. Он вынул из мошны и показал трактирщику золотой флорин.
Трактирщик уже больше Библию не цитировал. Движением головы он указал в угол
заведения. За столом, поверхность которого заполняли бутыли и кувшины, сидели
три достаточно легко одетые, скорее раздетые, девицы. И четверо мужчин.
