– Как выше? – Нос подбоченился. – В чем выше?
Это вам не Тумский остров, это Вроцлав. А во Вроцлаве нет ничего выше
городского совета. Во Вроцлаве совет управляет. Я узника по распоряжению господ
совета арестовал и доставляю в ратушу. Вы правы, что я поспешил. А вы опоздали.
Это ваше упущение, раньше надо было вставать. Кто первый встал, тот первый
взял. Так что подите вон, господин фон Гунт. Не препятствуйте службе.
– Во Вроцлаве правит епископ, – парировал Кучера
фон Гунт. – Наместник короля Зигмунта, господина твоего, ублюдок, и всего
твоего совета. А я здесь представляю особу епископа, так что смотри, ратушный
прихлебатель, с кем разговариваешь. Кого вон посылаешь. У меня приказ доставить
арестанта в усадьбу епископа…
– А я в ратушу!
– Это дело церковное, – повторил гневно
Кучера, – хуя вашей ратуше. А нука расступись!
– Сам расступись!
Кучера фон Гунт прорычал, засопел, положил руку на меч. В
это мгновение из все более напирающей и гудящей толпы выскочила, скорее даже
выстрелила, мелкая фигура в буром халате. Прежде чем кто-либо сумел
отреагировать, фигура с разгона бросилась на Рейневана, вырвала его из объятий
прислужников и свалила с ног, прижимая к земле. Ошарашенный Рейневан смотрел
прямо в лицо фигуры. С обыкновенного носа и обыкновенных губ текла кровь. И
какие-то мерзкие клейкие выделения.
– Я их обплюю, – прошептала ему фигура мягким женским
альтом. – А ты беги…
Ратушные служащие и люди фон Гунта стащили женщину с
Рейневана, дергая, тормоша и тряся как куклу. Женщина вдруг обвисла у них на
руках, закатила глаза. Спазматически раскашлялась, подавилась, захрипела. И
неожиданно харкнула, плюнула и сморкнулась. Очень обильно и чрезвычайно широко.
Кровь и слизистая клейковина густо испещрила лица и одежду окружающих.
– Пресвятая Мария! – завопил кто-то в
толчее. – Это же зараза! Мор! Мор!
Повторять нужды не было. Все знали, что такое mors nigra,
Черная Смерть, все знали как следует бороться с Черной Смертью. Принцип был
простой, правило было одно и гласило: fuge, беги. Все – торговцы, прохожие,
служащие, военизированный отряд епископа, Нос, фон Гунт – бросились панически
бежать, сбивая и топча друг друга. Соляная площадь опустела за одну секунду.
Остался лишь Рейневан. Медик. Склонившись на коленях над
зараженной. Он пытался разжать ей губы, облегчить, удалить блокирующие горло
слизь и сгустки. «От этого нет никаких заклятий, никаких чар, никакого амулета.
Никакая магия не лечит и не предохраняет от заражения лёгочной формой чумы…
Ведь это же легочная форма, без сомнения, проявления классические, хотя… У неё
нет лихорадки… Холодный лоб… И тело… Груди… Возможно ли это? Что-то здесь не
так…
Женщина с обычным лицом отодвинула его руку.
– Вместо того, чтобы меня лапать, – промолвила она
спокойно и выразительно, – ты бы бежал, глупышка несчастный. Быстро.
Прежде, чем они спохватятся, что это был розыгрыш.
Он не заставлял повторять два раза.
* * *
Если бы он решился удирать из Вроцлава как был, пешком, в
одном тонком кафтане на плечах, ему бы это удалось. В городе переполох и
сумятица, побег имел вполне порядочные шансы на успех. Но Рейневану было жаль
своего добра и полученного в подарок от Дзержки де Вирсинг гнедого иноходца. Он
оказался неспособным к тому, чтобы не моргнув глазом без малейшего сожаления
бросить материальные блага. Короче говоря, погубил его материализм. Как и
многих до него. Сцапали его в конюшне. Набросились в тот момент, когда он седлал
коня. О сопротивлении не могло быть и речи. Было их слишком много, с таким же
успехом можно было пытаться победить сторукого Бриарея.
[42]
В
легко предвиденном финале у Рейневана был мешок на голове и путы на руках и
ногах. Потом его подняли и словно куль бросили на телегу. И привалили чем-то
мягким и тяжелым, наверное тряпьем.
Щелкнул кнут, скрипнули оси, воз подскочил и покатился по
вымощенной булыжником улице. Приваленный кучей тряпья Рейневан ругался и кусал
себе локти.
Начиналась путешествие в неизвестное.
Глава 3
в которой подтверждается поговорка и получается, что мир,
действительно, тесен – ибо на каждом шагу Рейневан натыкается на знакомых.
Телега, на которой его везли, подпрыгивала и качалась на
выбоинах, скрипя при этом так, словно вотвот развалится. Рейневан, который
сначала придавившую его и едва позволяющую дышать кучу тряпок и колючей рогожи
воспринимал как пытку и вовсю материл тех, кто это сделал, очень быстро поменял
мнение. Будучи обездвиженным под кучей, он не бился о борта бешено мчащего
экипажа, чувствовал и слышал грохот других предметов, наверное бочек и лесниц,
которые беспорядочно летали внутри, то и дело перекачиваясь через него. Езда,
впрочем, была такая, что даже в коконе тряпья зубы на выбоинах щелкали и
звенели.
Сколько длилась эта дикая гонка оценить было трудно. В любом
случае долго.
Его вытащили из-под тряпок, не церемонясь, бросили с воза на
землю. Или скорее в болото, потому что одежда мгновенно начала промокать. Почти
в то же мгновение его также бесцеремонно подняли, рывком сорвали с головы
мешок. От толчка он ударился спиной о колесо.
Они были в овраге, на склонах еще белел снег. Однако в воздухе
уже пахло весной.
– Невредим? – спросил кто-то. – Цел?
– Да видно же, что цел. Ведь на собственных ногах
стоит. Давайте грошики, как договаривались.
Люди, которые его окружали, были разными. С первого взгляда
их можно было разделить на две группы, даже две категории. Одних сразу можно
было квалифицировать как городских преступников и потрошителей карманов, повес
из банд и шаек, которые сильно терроризировали вроцлавскую окраину. Именно они,
вне всякого сомнения, схватили его в конюшне и вывезли из города на телеге. С
тем, чтобы сейчас передать его другим. Тоже бандитам, но как бы другого класса.
Наемникам.
На дальнейший анализ не хватило времени. Его схватили,
усадили на коня, привязали запястья к луке седла, дополнительно связав плечи
дважды протянутой под мышками веревкой. Концы веревки взяли два всадника, один
справа, второй слева. Другие плотно их окружили. Кони фыркали и топали. Кто-то
толкнул его в спину чем-то твердым.
– Трогаем, – услышал он. – Только без
глупостей. А то получишь по морде.
Голос показался ему знакомым.
