– А еретики, – кивнул головой Лангенройт, –
как собаки за стенами этого Нового Иерусалима. Право, красивый призрак. Просто
жаль, что меня жизнь научила быть реалистом. Не мечтать, но предвидеть, а
предвидеть согласно реалиям. Предвижу, следовательно, что Витольдовой коронации
не будет. Не пойдет на это Польша, не пойдет папа. Люксембуржец махнет на все
рукой и начнет новую интригу в другом месте. Ягелло в антигуситском крестовом
походе участия не примет, чехов поддерживать не перестанет. А крестоносцы будут
сидеть тихо, потому что знают, что в противном случае они могут в одно
прекрасное утро увидеть гуситские телеги под Мальборком, Хойницами, Тшевом и
Гданьском.
– И где это вы про такой ход событий прочитали? –
подколол его Конрад. – По звездам?
– Нет, – холодно возразил Освальд фон
Лангенройт. – По глазам краковского епископа, Збигнева Олесницкого. Но
давайте оставим это, хватит уже о Польше, Литве, обо всем этом диком востоке.
Давайте поговорим о наших западных проблемах. О приближающемся соборе. О делах
веры католической… Herrgott!
[98]
Что случилось с вашей птицей?
Обезумела? Чуть окно не разбила. Почему вы не закрываете клетку?
– Это свободная пташка, – серьезно ответил епископ
Конрад. – Делает, что захочет. Некоторые темы для нее скучны. Тогда
улетает.
Подковы буланого коня цокали по каменному двору, звонкое эхо
колотилось между стенами епископской резиденции. Наклонившись в седле, Дуца фон
Пак тянула поводья в сторону, поворачивала коня, как в танце, вынуждала его
выбивать дробь копытами. При этом она не спускала заинтересованного взгляда со
Стенолаза, поспешно идущего в сторону ворот. Стенолаз заметил ее, на взгляд не
ответил. Он был зол.
– Сердит, – покивал головой Ульрик фон Пак, хозяин
Клемпини. – Злой, как собака. Обозлен, видать.
– Обозлен, – подтвердил Кучера фон Гунт. –
Еще как обозлен.
– Все ему рассказали, – мрачно заявил Гайн фон
Чирне, командир вроцлавских наемников. – Не успел спросить, а вы уже все
рассказываете. О розыске этого Белявы, о доносах… Все следствие ему раскрыли.
Но, кажется, что он вам не нравится.
– Да так оно и есть. – Кучера сплюнул не каменный
порог, растер плевок сапогом. – Не люблю сукиного сына. Но мне епископ
приказал. А иметь врагом Грелленорта я не хочу. Вы бы тоже не захотели,
поверьте мне.
– Верим, – Ульрик Пак легонько вздрогнул. –
Слово чести, верим.
– Этот Белява мне ни брат, ни сват, – сказал
Кучера таким тоном, будто оправдывался. – Прокляли его, значит крышка ему,
его дни сочтены. А с того, что я ему сказал, Грелленорту будет немного пользы,
он не добьется большего, чем мы. Мы же две недели тому совсем случайно напали
на след Белявы, так же и ратушные. Совсем случайно. Неизвестно, что он во
Вроцлаве искал и что замышлял, где скрывался, каких и сколько имел сообщников…
– Грелленорт – чародей, – мрачно заявил Гайн фон
Чирне. – Черной магией добьется того, чего вы не смогли.
По двору снова застучали копыта, Дуца фон Пак пустила коня
диким галопом. Идущий по двору монах францисканец прижался к стене, паж в
епископской расцветке заскочил за колонну, едва успел заскочить писарь, роняя и
рассыпая охапку документов. Чирне и Гунт молча смотрели. Они кое-что знали о
девушке, знали причину, которая привела Ульрика фон Пака во Вроцлав. Дуца,
прелестная девушка с зеленоголубыми глазами и губками ангела, в Клемпине убила
копьем двух бродяг и сельского придурка, без какого-либо повода, чем вызвала
справедливый гнев клемпинского плебана. Рыцарь Ульрик прибыл к епископу с
прошением, чтобы тот соблаговолил утихомирить попика, поносящего с амвона всю
фамилию Паков.
Гайн фон Чирне кашлянул.
– Круто берет, – сказал он, – ваша дочь,
господин Ульрик. В седле, я имею ввиду.
– Сына Бог не дал, – ответил Ульрик Пак, будто бы
оправдываясь. – Иногда я думаю, что, может оно и к лучшему. Говорят, что
природа поддерживает равновесие. Был бы сын, то, наверное, вязал бы крючком.
– Первым делом, – доложил лазутчик, переминая в
руках шапку, – взялся его милость господин Грелленорт расспрашивать
уважаемого господина Кучеру. Использовал магию, к тому же двоякую. Во-первых,
чтобы проверить правдивость сказанного. Во-вторых, чтобы напугать. Но господин
фон Гунт напугать себя не дал. Что он господину Грелленорту сказал, то сказал,
но было видно, что недоволен господин Грелленорт и что злой.
– Он всегда злой, – скривился епископ Конрад,
хорошо отхлебнув из бокала. – Говори дальше, Крейцарек.
– Потом, – шпик облизал губы, – побежал
господин Грелленорт к ратуше, расспрашивал городскую стражу. А потом на Тумский
Остров вернулся, ко Святому Кресту, расспрашивать клириков о праведном Отто
Беессе, но не узнал ничего, кроме того, что каноник в первое воскресенье поста
уехал в Рогов и тамочки сидит. Был также господин Грелленорт в доме «У золотого
кубка», расспрашивал людей господина Эйзенрейха… Якобы ему Рейнмар Белява спас
раненого пасынка…
– Это я знаю. Ты рассказывай о том, чего я не знаю.
– На следующий день пан Грелленорт навестил самого
вельможного господина Эйзенрейха. Разговаривали они долго… О чем не знаю,
невозможно было подкрасться настолько близко. Но хорошо было слышно, как очень
громко кричали друг на друга.
– Ха! – прыснул епископ. – Если ты это
слышал, то значит подкрался ты очень близко. Будь осторожен. Биркарт не глуп,
догадается, что я приказал следить за ним. Ты знаешь, что он некромант. Если
накроет тебя, можешь попрощаться с жизнью. И четырнадцать Святых Заступников
тебе не помогут.
– Я тоже не лыком шит. – Лазутчик выпрямил свою
никчемную фигуру, демонстрируя профессиональную гордость. – Не со вчера
слежкой занимаюсь, и магией тоже воспользоваться могу. Ваша милость хорошо
знает…
– Знаю, – епископ смерил лазутчика
взглядом. – Еще бы. Я даже должен был бы тебя за твое чародейство сжечь,
но сжалился. Но в городе с магией будь осторожен, поймают тебя на чарах –
сожгут или утопят. Не смогу защитить, ибо как же мне защищать такого? Чародейство
– это нарушение законов Божьих и человеческих. А ты ведь даже не являешься
человеческим существом.
– Я человек, ваша милость. Наполовину. Моя мать…
– О твоей матери я не хочу слышать. Ни тем более об
отце, о каком-то инкубе или о каком-то еще инопланетянине. Говори о том, что
нашпионил. Что сделал Биркарт после визита к Эйзенрейху?
