– Закрой пасть, – сказал усатый. – Вам же,
милостивые государи, придется, однако, с нами в Пшчину потрудиться, там уж
начальство разберется, кто вы такие, купцы или лжекупцы. Петцольд, Младота, с
коней, перетрусите им вьюки и короба. И отберите оружие.
– Господин начальник, – Бедржих легко отодвинул
полу плаща, многозначительно похлопал висящую на поясе пузатую мошну. – А
может, как-то договоримся?
Усатый направил коня ближе, посмотрел на них сверху. После
чего скривил худую рожу в горделивой ухмылке.
– В Пшчине, – процедил он, – за еретиков
лучше платят. А раз взятку даешь, значит ты настоящий еретик. Пойдешь в путы. А
твой никчемный мешок и так будет наш.
– Бог свидетель, – пожал плечами
проповедник, – что я не хотел этого.
– Чего ты не хотел?
– Этого.
Бедржих схватил брошенный ему арбалет, плавно подставил
приклад к щеке. Звякнула тетива, болт, выпущенный с близкого расстояния, смел
усатого с коня.
– Бей!
Спитек из Мельштына рубанул одного из солдат мечом,
Сестшенец набросился на остальных, рубя и коля попеременно мечом и чеканом.
Наемники кинулись на них с криком, наставив копья и размахивая топорами. Трое
упало с коней, сраженные болтами из арбалетов моравцев и польских оруженосцев,
четвертый бултыхнулся в лужу от стрелы Шарлея. Остальные набросились на них с
боевыми криками. И тогда ударил Самсон.
Великан схватил скамью, сделанную из разпиленного пополам
ствола, поднял ее, как будто она ничего не весила, хотя она весила. И как
циклоп Полифем метал скалы в корабль Одиссея, так Самсон Медок метнул скамью в
конных пшчинских наемников. С лучшим, чем у Полифема, результатом. Произведя
страшный погром среди людей и животных.
Рейневан, ловко лавируя в бою, бросился к Шиллингу. И увидел
что-то невероятное. Ренегат уцепился за куртку всадника, который его вел,
стянул его на землю. Всадник, огромный мужик, не дал себя повалить, оттолкнул
Шиллинга и ударил его ножом. Шиллинг увернулся от удара легким оборотом и
наклонением корпуса, резким движением плеча перегнул руку солдата, сильно
ударил вперед, загоняя атакующему собственный нож в горло. Молниеносно разрезал
путы на запястьях об висящий около седла топор, вскочил в седло, пустил коня в
галоп.
И убежал бы, если бы не охотничий арбалет с немецким
воротком, сделанный в Нюрнберге, экспортированный в Краков, привезенный в
Моравию, в Одры, где Шарлей приобрел его у польского контрабандиста оружием за
вполне невысокую цену – четыре венгерских дуката. Рейневан положил ложе на
изгородь, спокойно прицелился и выстрелил. Конь, получивший болтом в зад,
завизжал и дико дернулся, Шиллинг вылетел из седла, как из пращи, и погрузился
в кучу мокрых опилок. Рейневан бросился к нему с вытащенным из штанины ножом.
Ренегат подскочил, как кот, блеснул собственным лезвием. Они сошлись в серии
выпадов, уколов и ударов. Шиллинг неожиданно кольнул с выпада, подскочил,
растопыренными пальцами левой руки целясь в глаза. Рейневан спас глаза, отведя
голову уклоном, отскочил от размашистого удара. Второй удар парировал клинком,
аж искры пошли. Шиллинг дал пинка, одновременно нанося удар ножом сверху. Рейневан
успел закрыться, но это был финт. Ренегат повернул нож в ладони и рубанул его
по ляжке. От пронзительной боли Рейневан на мгновение растерялся. Шиллингу
этого было достаточно. Он замахнулся в плавном обороте и резанул его по плечу.
– В феврале, – зашипел он, сгорбившись, – ты
остался жить, потому что я был болен. Но я уже выздоровел.
– Сейчас снова заболеешь.
– Тогда я только ухо тебе надрезал. Сейчас пущу кровь,
как свинье. Как твоему брату.
Они бросились друг на друга, рубя и коля. Рейневан парировал
коварный укол, ударил Шиллинга локтем в лицо, добавил с оборота кулаком, дал
пинка в голень, перевернул нож и нанес удар сверху, со всей силы. Хрустнуло,
лезвие вошло по самую гарду. Ренегат дернулся, отскочил. Посмотрел на торчащую
из ключицы рукоятку. Схватил ее, одним плавным движением вытащил нож из раны. И
отбросил за себя.
– Совсем не болело, ха-ха – сказал он весело. – А
сейчас я потроха из тебя выпущу. Вытяну из тебя кишки и обмотаю вокруг шеи. И
так оставлю.
Рейневан попятился, споткнулся, упал. Шиллинг бросился с
торжествующим криком. Шарлей вырос, как из-под земли и резко полоснул его
фальшьоном по животу. Ренегат закашлялся, посмотрел на хлещущую кровь, поднял
нож. Шарлей рубанул его еще раз, в этот раз по правому плечу. Кровь брызнула на
сажень вверх, Шиллинг упал на колени, но нож не выпустил. Шарлей рубанул еще
раз. И еще раз. После второго раза ренегат упал. После третьего перестал
двигаться вообще.
– Terra sit ei levis, – сказал Бедржих, осеняя
себя крестом. – Да будет земля ему и так далее. Даже боюсь спрашивать… Вы
его знали?
– Случайное знакомство, – ответил Шарлей, вытирая
черенок.
– И уже неактуальное, – добавил Рейневан. –
Мы вычеркиваем его из списка знакомых. Благодарю тебя, Шарлей. Мой брат с того
света тоже тебя благодарит.
– Так или эдак, – Бедржих скривился, рассматривая
покалеченную ладонь, – не кто иной, как этот ваш знакомый имеет на совести
пшчинских воинов, преждевременные остатки которых сейчас топят в навозной жиже.
Если бы не он, мы отбрехались бы без драки. Сейчас нам надо отсюда делать ноги,
причем резво. Медик, можешь перевязать мне руку?
– Одну минуту, – Рейневан стянул курточку и
пропитанную кровью рубашку. – Потерпи еще. Я только возьму иголку с
ниткой. Мне надо у себя пару мест зашить.
Они ехали, не щадя коней. Рейневан не был единственным, кого
зашили и кто сейчас ежился в седле, шипя и поругиваясь. Легкую рану в бедро
получил в бою с пшчинскими наемниками Спитек из Мельштына, один из моравцев
получил по ребрам, достаточно сильно досталось по лбу оруженосцу Сестшенца. Однако
все держались в седлах. Поохивали, постанывали, но темп не сбавляли.
– Бедржих? Как твоя рука?
– Мелочи. Я просил сделать перевязку, чтобы не
запятнать кровью штаны. Это новые штаны.
– Ты уже был когда-нибудь ранен? Железом?
– Под Бжецлавом, в двадцать шестом, венгерским копьем в
голень. Почему спрашиваешь?
– Так просто.
– Шиллинг… – решил затронуть больной вопрос
Рейневан. – Если Шиллинг оказался тут, значит он сбежал из тюрьмы. А это
может означать… Может означать, что Горн…
– Нет, – тут же оборвал демерит. – Не верю.
Горн не дал бы захватить себя неожиданно. Хотя…
