Ладони мертвеца вошли в настоящий раж, дергаясь на гвоздях и
барабаня по столу. Обугленные губы мертвой головы задвигались. Но вместо
ожидаемых слов из них вдруг вырвалось синее пламя, язык огня поджег и мгновенно
превратил клочок серого шарфика в щепотку серого пепла. Всё на столе застыло,
как натюрморт мясника.
– Что ты на это скажешь, сынок?
– Контрмагия.
– Притом очень сильная, – подтвердила
Кундри. – Кто-то мешает. Кто-то не хочет, чтобы мы выследили эту
Апольдовну, или как ее там. Магия не типична, носит след астральный, сидерический.
[176]
Не каждый способен применить сидерический элемент… Почему
ты скрежещешь зубами, можно узнать? Ага… Понимаю. Я вспомнила. Тот товарищ
Рейневана, великан с лицом придурка. Тот, который под Тросками вынудил тебя к
бегству. Второе пятно на чести. Ты утверждал…
– Что это астрал, – холодно закончил
Стенолаз. – Потому что это астрал. Пришелец из астральной плоскости.
Контрмагия, которая нам мешает, может быть его делом. Под Тросками я видел его
ауру. Никогда в жизни я не видел подобной.
– Нет двух одинаковых аур. Также не найдется двух пар
глаз, которые идентично видят одну и ту же ауру. Это называется оптика. Ты не
читал Вайтлона?
– Дело, – пожал плечами Стенолаз, – не в
цвете, величине или интенсивности ауры, которые действительно являются
изменяемыми и зависят от глаз наблюдателя. Дело в том, что всё, абсолютно всё
на свете имеет три ауры. Живое либо мертвое, естественное либо
сверхъестественное, происходящее с этого света либо с потустороннего, –
всё, абсолютно всё имеет три ауры. Две, обычно желтая и красная, почти
прилегают к объекту. Третья пульсирует многими цветами и отдалена от объекта,
создает вокруг него сферу.
– Это школьные знания.
– Тип, которого я видел под Тросками, имел две ауры.
Одна лучистозолотая, прилегала к нему так, что он выглядел, как вылитая из
золота статуя. Вторая… потому что были лишь две… не была аурой в строгом
значении этого слова. Светлоголубое свечение… Находилось… За спиной. Позади.
Как развевающийся плащ, как шлейф… Или…
– Или крылья? – прыснула нойфра. – А мандорлы
[177]
не было? Или ореола. Нимба над головой? Не сопровождалось
ли явление вечным светом, lux perpetua? Потому что в таком случае это мог бы
быть архангел, хоть бы Гавриил. Нет, Гавриил, помню, был худощав, скорее
маленький и красивый, а у того из-под Троск была, как ты утверждаешь, рожа
кретина и телосложение гиганта. Хм, может, тогда это был святой Лаврентий? Тот
был похож на вола, как строением, так и смекалкой. Запекли его на железной
решетке, на углях, super carbones vivos.
[178]
Помню, пекли,
пекли, ан всё кровяным оставался. Истратили кучу carbones, пока он испекся.
– Кундри, – проворчал Стенолаз, – я знаю, что
ты одинока и тебе не с кем поболтать. Но оставь себе анекдоты. Я не хочу
анекдотов. Я хочу конкретики.
Кундри ощетинила спинные шипы.
– А совет, – зашипела она, – ты посчитаешь за
что-то конкретное? Потому что совет у меня для тебя есть, само собой. С этим
придурковатым великаном будь осторожен. Я сомневаюсь, чтобы он действительно
был астральным существом, сидерической тварью, случаев визитов из сидерической
плоскости не отмечалось уже десятилетиями. Но блуждают по этому свету еще
другие, имеющие ауру, похожую на ту, которую ты описал, и умеющие пользоваться
звездным элементом. Также извечные, как и мы, Longaevi. Также опасны, как и Nefandi.
Ваша Книга называет их Сторожами, но у них нет названия. Их немного осталось. Но
всё еще есть. И задираться с ними опасно.
Стенолаз не прокомментировал. Только прищурил глаза, не
настолько быстро, чтобы нойфра не смогла заметить их блеска.
– Заскочи послезавтра, – вздохнула она. –
Принеси aurum. Попробуем новые заклятия. Раздобудь свежую голову, потому что
эта уже немного воняет.
– Я пришлю с aurum прислужника, – ответил он
сухо. – Можешь взять его голову. Она меня больше не интересует.
Пасхальное богослужение закончилось. Прелаты и монахи
шагали, одетые в белые одеяния, серединою нефа. Пение создвало эхо под сводом
собора.
Christus resurgens ex mortuis,
iam non moritur:
mors illi ultra non dominabitur,
Quod enim mortuus est peccato,
Mortuus est semel:
Quod autem vivit, vivit Deo.
Alleluia!
[179]
На Тумском острове собрался едва ли не весь Вроцлав. На
площадях перед собором и обеими колегиатами толкучка была неимоверная, толпа
напирала на алебардников, которые делали проход для идущих в процессии
епископа, прелатов, монахов и клириков. Процессия шла от кафедрального собора к
Святому Эгидию, оттуда к Святому Кресту, на очередное богослужение.
Surrexit Dominus de sepulcro
qui pro nobis pependit in lingo
Alleluia!
Женщина в капюшоне, пахнущая розмарином, схватила Крейцарика
за рукав, потянула его под стену, за подпору около крестильной часовни.
– Чего ты хочешь? – проворчала она. – Что у
тебя такое неотложно важное? А же говорила, чтобы ты не встречался со мной
средь бела дня. А тем более такого дня.
Крейцарик осмотрелся, вытер со лба пот, облизал губы.
Женщина внимательно за ним наблюдала. Шпик откашлялся, открыл рот, снова его
закрыл. И вдруг побледнел.
– Ага, – мгновенно догадалась женщина. –
Епископ всё-таки заплатил больше?
Шпик попятился, вздрогнул, наткнувшись спиной на твердую
опору стены, трясущейся рукой попытался нарисовать в воздухе магический знак.
Женщина подскочила, ударила его, коротко, без размаха. Коленом приперла к
стене.
– Хороший еврей не предает, – прошипела она. –
Ты плохой еврей, Крейцарик.
Блеснул нож, шпик поперхнулся и обеими руками схватился за
гороло, между пальцами запульсировала кровь. Женщина набросила ему плащ на
голову, повалила на землю, а сама бросилась в толпу.
– Лови! – крикнул своим агентам Кучера фон
Гунт. – Лооовиии!
В толпе забурлило.
Advenisti desiderabilis,
quem expectabamus in tenebris…
