Дом на Речной был видный, но строгий, лишенный всяких
украшений, напоминал небольшую крепость. Доступ защищала стена, а широкий
арочный навес укрывал кованые ворота, оснащенные латунной колотушкой и
малюсеньким окошечком. Рикса схватилась за колотушку и энергично заколотила.
Через минуту окошко отворилось.
– Ну? – послышалось изнутри.
– Шалом, – поздоровалась Рикса. –
Путешественник по делу к многоуважаемому Майзлу Нахману бен Гамалиэлю.
– Нету.
– Я Рикса Картафила де Фонсека! – В голосе девушки
неожиданно появились угрожающие нотки. – Передай это раввину, слуга. Если
его нет, пусть он мне об этом сам скажет.
Снова пришлось ждать несколько минут.
– Ну?
– Ребе Майзл Нахман бен Гамалиэль?
– Не знаю такого. И нет его дома.
– Мы не займем много времени, ребе. Впусти нас,
пожалуйста. Нам нужна только информация.
– Ну? А что вам еще нужно? Может, наличных? Может, жена
должна вам приготовить gefilte fisz?
[200]
Может, хотите
выспаться и опочить? Идите вон, гои.
– Ребе…
– Не идут? Хотят, чтобы их благословили? Шмуль! Принеси
гаковницу!
– Ребе Майзл, – Рикса понизила голос, приближая
сжатый кулак к окошку. – С гаковницей советую быть осторожно. Я Рикса
Картафила де Фонсека. Я ношу перстень цадика Халафты.
– Ойвэй! – донеслось изнутри. – А я царь
Соломон. И у меня есть перстень для запечатывания джинов в кувшинах. Идите вон,
провокаторы.
– Не называй меня провокаторкой, ребе, – зашипела
девушка. – Я Рикса Картафила де Фонсека. Не верю, чтобы ты не слышал обо
мне.
– Ну? Может, слышал, может, не слышал, – ответил
чуть мягче голос из-за ворот. – Время такое, что нельзя верить ни глазам,
ни ушам. Чего уж говорить про слухи. Вы идите в город. Вы увидите, что там
готовится. Вы посудите: разве может в такое время еврей открывать двери? Хоть
бы еврей что-то о ком-то и слышал? Нет, девушка с перстнем цадика Халафты.
Неумно открывать дверь, если снаружи одно зло. Идите и увидите. Сами убедитесь.
Ой, если б у вас была дверь, вы бы тоже не открыли.
Улицы Явора казались странно обезлюдевшими. И тихими. В
воздухе, кроме привычного смрада гнили и падали, висело что-то неописуемо злое,
что-то, что поднимало волосы дыбом на голове и ползало мурашками по спине.
Что-то, что заставило большинство жителей города предусмотрительно остаться
дома.
Рикса была здесь как дома. С рынка она повернула в переулок,
в котором большая и красочная вывеска указывала дорогу к трактиру «Под солнцем
и месяцем». Здесь, в отличие от того, что было снаружи, людей было много,
прямо-таки давка. Точнее сосчитать было невозможно, однако Рейневан прикинул,
что корчму оккупировало добрых сто человек. К тому же все говорили, все что-то
рассказывали, в голове шумело от монотонного гама.
Рикса внимательно осмотрелась, быстро переместилась в
сторону угла, где, опуств усы в бокал, сидел седовласый мужчина в фетровой
шляпе с надорванными краями. Девушка подсела, толкнула его локтем.
– Панночка?
– Привет, Шлегелгольц. С самого утра уже в корчме?
– Душа болит, – вытер усы седовласый. – Надо,
надо утолить… Страшное время… Страшное…
– Что происходит?
– Ужасные вещи происходят. Придется нам всем помереть…
Нет спасения от заразы, нет…
– В чем дело?
– Дня так четыре тому, – Шлегелгольц сделал
большой глоток пива, – из колодца около Святого Мартина свиную голову
выловили, с полностью ободранной кожей. И сразу после этого у Кунцевой, жены
пекаря, дитё померло. Значит, воду заразили. Моровой чумой. Подбросили нам в
колодец зачумленного кабанчика.
– Кто?
– Кто, кто. Известно, кто. Вот и собрался народ,
советуется. Сами видите, панночка.
– Вижу, – подтвердила Рикса, указывая на мужчину в
латанной куртке, который как раз вылез на скамью и с высоты давал знать
собравшимся, чтобы были любезны утихомириться. – Тот тип и его компания,
кто такие?
– Чужие. Недавно приехали. Странные какие-то люди.
– Я вижу, – крикнул человек в латанной
куртке, – яворянам можно не только в кашу дуть,
[201]
но и
в похлебку плевать. Это так дух упал у здешнего народа? Ваши отцы в 1420
немного жидов погромили,
[202]
вам бы полностью покончить с
ними, ни одного не оставить. А вы что? Они вам колодцы травят, а вы сидите и
пиво дуете? Что вы еще проклятым пархатым позволите? Чтоб они вам, как в
Будзишине, из церкви облатку украли и осквернили? Чтобы с ваших детишек кровь
спускали, как это в Сгожельце случилось?
– А может, – встал второй, с кучерявой, как овечье
руно, шевелюрой, – подождете, пока гуситы придут, а евреи им ночью ворота
откроют, как в прошлом году они во Франкенштейне сделали? Что, вы не знали
этого? Может, вы не знали и того, что израилиты хотели принести гуситам в
жертву Клодзк, разжигая пожар в городе? Вы не знали, что Юда давно с чешским
кацером в сговоре? Разве не говорил вам этого священник на проповеди? Что
существует заговор евреев и гуситов? Что? Не говорил? Так вы к нему
внимательнее присмотритесь, яворяне, к вашему пастырю. Присмотритесь, что он
делает, прислушайтесь к тому, что он говорит. Есть достаточно отступников и
среди церковников, не один из них поддался нашептываниям сатаны. Если узнаете,
что с вашим священником что-то не так, донесите! Тут же донесите властям!
Время от времени кто-нибудь из яворян вставал, крадучись,
пробирался к выходу. Лица других не выявляли большого задора.
Ораторы заметили это.
– Вы трусы и мямли! – крикнул латанный. – На
вас самих стоило бы донести! Потому что, если кто не против евреев, тот, видно,
сам с дьяволом заодно, сам как еврей! Евреи, говорю, преданы злым силам! Это
вражья рука Иуды отталкивает христианина от истинной веры. Как вы думаете, был
бы Гус, если бы не было еврея? Кто, как не еврей, подговоренный дьяволом,
подстрекает чехов к ереси? Та пакостная гуситская секта ничему иному, но
Талмуду подражает! А на Кабалу опирается!
