После обнаружения тела каждый из вас каждую секунду был под наблюдением либо моим, либо Огюста, либо троих других моих людей. Задачу облегчало то, что ваша группа держалась вместе. С того времени и до сих пор ни у кого из вас не было возможности пойти в комнату мистера Блейка… кроме самого мистера Блейка.
Как вы помните, сразу же после убийства мы все столпились наверху. Еще несколько секунд — и о наличии у кого-то оружия заподозрили бы, так как мы собирались включить свет. Никто не покидал группу — опять же кроме мистера Блейка. Сэр Генри Мерривейл любезно послал его в свою комнату за фонарем, и он отсутствовал короткое время…
— Полагаю, вы не поверите, — сказал я, — что я пытался починить сломанный фонарь?
— Боюсь, что нет, старина, — вежливо отозвался д'Андрье. — Это дало мистеру Блейку возможность сделать две вещи. Сначала он спрятал пистолет, а потом засунул портативную пишущую машинку под пиджак и, так как она была незаметна в темноте, поспешил по галерее и вошел… куда? В бельевую, где стояли Мерривейл и я. Вспомните, что только мы трое рискнули войти в бельевую. Спрятав машинку, он смог подбросить записку… куда? Снаружи за дверь.
При этом даже Г. М. беспокойно моргнул. Что до меня, то сказать, что я встревожился, было бы слишком мягко. Ибо, хотя я все еще старался не смотреть на молчаливую группу, чье дыхание становилось все громче, я бросил взгляд на Рэмсдена. Он изучал меня с любопытством, как будто видел впервые.
— Теперь, — продолжал д'Андрье, загнув один палец, — перейдем к обуви.
Должно быть, все посмотрели на мои ноги. Во всяком случае, я устремил на них виноватый взгляд. Мои ботинки пребывали не в лучшем состоянии после хлюпанья по грязи, но они подали мне неприятную мысль. Я украдкой обвел глазами обувь остальных. Ботинки Г. М., Рэмсдена и Эбера тоже были грязными, но они не поднимались наверх переодеваться и имели железное алиби. Обувь остальных — спортивные ботинки Хейуорда из белой и коричневой кожи, черные лакированные туфли Фаулера, коричневые ботинки Миддлтона, поношенные белые туфли Эвелин и Эльзы на высоком каблуке — сияла чистотой.
— Очевидно, вы уже поняли вашу ошибку, — сказал д'Андрье. — Вы вспомнили о пятнах грязи на подоконнике, оставленных вами, когда вы влезали в дом с карниза. Остальные переобулись до убийства, так как ни у кого не было возможности сделать это после. У всех чистая обувь… конечно, кроме вас. Вы не переобувались.
— Я упаковал чемодан, рассчитывая вернуться утром, — объяснил я, — и не взял лишней пары обуви. В противном случае…
— В противном случае, — просиял д'Андрье, — вы бы переобулись, когда вас послали в вашу комнату за фонарем? Рад слышать, мой старый невидимый друг, что вы заполняете пробелы в наших знаниях…
Первое, что я увидел, был блеск очков Эбера. Разглядывая меня, он выглядел не враждебным, а всего лишь одержимым интересом к новому образчику человеческой породы.
— Боже, какой триумф! — воскликнул он по-французски. — Поздравляю вас, месье Гаске! Да, это настоящий преступный тип… Обратите внимание на форму его ушей и неправильные очертания черепа, которые…
— Слушайте, это зашло слишком далеко! — перебил я. — Хотите верьте, хотите нет, но я не Фламанд. В моем чемодане нет второго дна, как и кроликов в моей шляпе.
— Ну и что вы намерены делать? — послышался ворчливый голос Хейуорда. — Позволить ему стоять и болтать дальше? В какую же компанию психов я попал! Что, если он попытается бежать? Вы не собираетесь надеть на него наручники?
— Заткнитесь! — бросил ему Миддлтон. Потом он с любопытством посмотрел на меня, цокая языком. — Блейк, мальчик мой, вы угодили в передрягу — нет смысла это отрицать. Тем не менее я не могу поверить, что вы Фламанд. Во всем этом есть нечто очень сомнительное. Кроме того, моя комната — соседняя с комнатой Хейуорда, откуда вы якобы вышли. Думаю, я бы это заметил. У меня создалось впечатление, что вы пробежали мимо с другого конца галереи.
— Вот именно! — воскликнула Эвелин и сердито уставилась на д'Андрье. — Вы старый дурак!
— Спокойно, — остановил я ее, ибо женщина подобного темперамента, выйдя из себя, могла употребить выражения, от которых волосы консервативного мужчины встали бы дыбом. Но Эвелин впала в другую крайность — мне показалось, что она вот-вот заплачет.
— Почему никто не спрашивает, где был Кен все то время, когда он якобы вылезал из окон и влезал в них? — осведомилась Эвелин, взяв себя в руки. — Я скажу вам. Он был со мной, понимаете? Безусловное алиби! А если вы верите всему, что говорите, то это означает, что я — сообщница, не так ли?
Д'Андрье смотрел на нее без всякой вражды.
— Вы вынуждаете меня затронуть это, мисс Чейн. Факт в том, что я действительно считал и считаю вас сообщницей.
— О боже! — простонал Г. М. — Это уж слишком! Значит, она — любовница Фламанда, которая крадет планы у кабинета министров? Послушать вас, сынок, так и я окажусь замешан! Почему бы вам не перестать тратить время и не отправить нас всех в каталажку?
— Возможно, я так и сделаю. — Д'Андрье повернулся к нему, понемногу утрачивая вежливые манеры. — На вашем месте я бы не особенно полагался на ваше подлинное или воображаемое положение в британском правительстве. Не забывайте, что здесь распоряжаюсь я. Откровенно говоря, я больше не желаю выслушивать ваши предположения. Они уже стоили жизни одному человеку и едва не погубили все мое расследование. Вы делаете все возможное, чтобы защитить человека, который пудрил вам размягченные мозги, утверждая, что его зовут Кенвуд Блейк. Я…
— Слушайте, вы, гном-переросток! — рявкнул Г. М. и с такой силой ударил кулаком по подлокотнику стула, что дерево треснуло. — Я знаю, кто из этих людей Фламанд! Если вы позволите мне сказать вам, что надо делать…
— Сержант Аллен! — скомандовал д'Андрье и выпрямился.
— Месье? — отозвался Огюст.
— Если сэр Генри Мерривейл, — с холодной вежливостью продолжал д'Андрье, — еще раз попытается вмешиваться или давать нам советы, поместите его под арест. Понятно?
— Будь я проклят, если я стану дальше терпеть! — вмешался Рэмсден. — Сядьте, Мерривейл! Что до вас, Гаске, то вы заходите слишком далеко! Если…
Здесь я почувствовал, что кто-то должен восстановить порядок. Казалось, это невозможно, так как силы моих легких явно не хватало, чтобы перекричать спорщиков, но бокалы с коктейлями на табурете подали мне идею. Я поднял один из них и запустил им в камин. Звук бьющегося стекла сразу заставил всех умолкнуть. Независимо от того, сочли ли они это призывом к порядку или началом атаки.
— Прошу прощения, — сказал я, — но, может быть, вы успокоитесь и послушаете коварного злодея?
— Отличная работа, — одобрил Фаулер, заговорив впервые. — Конечно, вы — Фламанд, но хладнокровия вам не занимать. Вернее, вам его не занимать именно потому, что вы Фламанд. Почему вы убили того парня, и кто он был?
Д'Андрье тоже взял себя в руки.
