У деда остатки волос встали на голове дыбом. Чтобы сдержать
крик, он прикусил единственным зубом рукав сермяги.
Киприан Фрипп Младший издал такой звук, будто что-то с
трудом проглотил. Больше никаких звуков он уже не издавал. Никаких.
Стало совершенно тихо.
– Что ж ты сотворила… – прозвучал в тишине
дрожащий голос корчмаря. – Что ж ты наделала, девушка…
– Я – ведьмачка. Я убиваю чудовищ.
– Нас повесят… Деревню и корчму спалят.
– Я убиваю чудовищ, – повторила она, и в ее голосе
вдруг пробилось что-то вроде удивления. Как бы сомнения. Неуверенность.
Корчмарь застонал, заныл. И зарыдал.
Дед понемногу выкарабкался из-под стола, сторонясь трупа
Деде Варгаса, его жутко разрубленного лица.
– На черной кобыле едешь… – пробормотал он. –
Ночью, черной как траур… Следы за собой заметаешь…
Девушка повернулась, взглянула на него. Она уже успела
обернуть лицо шарфом, а поверх шарфа глядели обведенные черными кругами глаза
упырихи.
– Кто с тобой встренется, – пробормотал
дед, – тот не избежит смерти… Ибо ты сама есть смерть.
Девушка смотрела на него. Долго. И довольно спокойно.
– Ты прав, – сказала она наконец.
Где-то на болотах, далеко, но значительно ближе, чем раньше,
второй раз послышался плачущий вой беанн’ши.
Высогота лежал на полу, на который упал, слезая с постели. С
удивлением обнаружил, что не может встать. Сердце колотилось, подскакивало к
горлу, давило.
Он уже знал, чью смерть вещает ночной крик эльфьего
призрака.
«Жизнь была прекрасна. Несмотря ни на что», – подумал
он и прошептал:
– Боги… Я не верю в вас… Но если вы все-таки
существуете…
Чудовищная боль неожиданно стиснула ему грудь. Где-то на
трясинах, далеко, но еще ближе, чем до того, беанн’ши дико завыла в третий раз.
– Если вы существуете – сберегите ведьмачку на стезе
ее…
– У меня большие глаза, чтобы тебя лучше видеть, –
рявкнул железный волчище. – У меня огромные лапы, чтобы ими схватить тебя
и обнять! Все у меня большое, все, сейчас ты в этом сама убедишься. Почему ты
так странно смотришь на меня, маленькая девочка? Почему не отвечаешь?
Ведьмачка улыбнулась.
– А у меня для тебя сюрприз.
Флоуренс Деланной. «Сюрприз».
Из книги «Сказки и предания»
Глава 11
Монахини стояли перед Верховной Жрицей неподвижно,
напряженные как струна, немые, слегка побледневшие. Они были готовы в путь.
Полностью собраны. Мужские серые дорожные одежды, теплые, но не связывающие
движений кожушки, удобные эльфьи башмаки. Волосы острижены так, чтобы их легко
было содержать в чистоте в лагерях и во время переходов. И чтобы они не мешали
работать. Плотные маленькие узелки, в которых была только пища на дорогу и
необходимые медицинские инструменты. Остальное им должна была дать армия.
Армия, в которую они отправлялись.
Лица обеих девушек были спокойны. Внешне. Трисс Меригольд
знала, что у обеих чуть-чуть дрожат руки и губы.
Ветер рванул голые ветви деревьев храмового парка, погнал по
плитам двора пожухшие листья. Небо было темно-синим. Чувствовалось, что
надвигается метель.
– Вы уже получили назначение? – прервала молчание
Нэннеке.
– Я – нет, – ответила Эурнэйд. – Пока буду на
зимней базе, в лагере под Вызимой. Вербовщик говорил, что весной там
остановятся подразделения кондотьеров с Севера… Мне предстоит быть фельдшерицей
в одном из отрядов.
– А я, – слабо улыбнулась Иоля Вторая, – уже
получила. В полевую хирургию к господину Мило Вандербеку.
– Только не опозорьте меня. – Нэннеке окинула
девушек грозным взглядом. – Не опозорьте меня, храм и имя Великой
Мелитэле.
– Ни за что не опозорим, матушка.
– И следите за собой.
– Да, матушка.
– Ухаживая за ранеными, вы будете валиться с ног, не
зная сна. Вы будете бояться, будете сомневаться, глядя на боль, и страдания, и
смерть. А в таких случаях легко пристраститься к наркотику или возбуждающему
снадобью. Будьте осторожнее с этим.
– Знаем, матушка.
– Война, страх, смерть и кровь, – Верховная Жрица
сверлила обеих взглядом, – это страшное ослабление нравов, а для некоторых
– чрезвычайно сильная афродизия. Сейчас вы не знаете и знать не можете, как это
подействует на вас, девочки. Будьте осторожны. А в крайних случаях, когда уже
ничего больше сделать будет нельзя, применяйте предохранительные средства. Если
все же, несмотря на это, одна из вас забеременеет, тогда сторонитесь знахарей и
деревенских бабок! Поищите храм, а лучше всего – чародейку!
– Знаем, матушка.
– Это все. Теперь можете подойти под благословение.
Она поочередно возлагала им руки на голову, поочередно
обнимала и целовала. Эурнэйд откровенно хлюпала носом. Иоля Вторая, как всегда,
разревелась. Нэннеке, хоть и у нее самой чуть ярче, чем всегда, блестели глаза,
фыркнула.
– Без сцен, без сцен, – сказала она, как могло
показаться – гневно и резко. – Вы идете на самую обыкновенную войну.
Оттуда возвращаются. Ну, забирайте вещички, и до встречи.
– До встречи, матушка.
Девушки быстро, не оглядываясь, шли к храмовым воротам,
сопровождаемые взглядами Верховной Жрицы Нэннеке, чародейки Трисс Меригольд и
писаря Ярре.
Юноша настойчиво покашливал, чтобы обратить на себя
внимание.
– В чем дело? – покосилась на него Нэннеке.
– Им ты разрешила! – горько воскликнул
Ярре. – Им, девушкам, разрешила завербоваться! А я? Почему мне нельзя? Мне
что, продолжать за этими стенами корпеть над пересохшими пергаментами? Я не
калека и не трус! Позор – сидеть в храме, когда даже девушки…
– Эти девушки, – прервала
священнослужительница, – всю свою молодую жизнь обучались медицине,
лечению и уходу за больными и ранеными. Они идут на войну не из патриотизма или
жажды приключений, а потому, что там будет бесчисленное множество раненых и
больных. Завал работы днем и ночью. Эурнэйд и Иоля Вторая, Мирра, Катье, Пруна,
Дебора и другие девочки – вклад храма в эту войну. Храм как часть общества
расплачивается с общественными долгами. Наш вклад – обученные специалистки. Это
ты понимаешь, Ярре? Специалистки! Не мясо для резников!
