– Нет, детка, – наконец проговорил Весемир. –
Знаем, ты бы этого не сделала. Но знаем и то, что ты обязана сообщить о ней
Капитулу. Давным-давно известно, что это входит в обязанности каждого чародея и
чародейки. Да, вы наблюдаете за такими детьми, чтобы потом в подходящий момент
соблазнить их магией, склонить…
– Успокойтесь, – холодно прервала она. – Я не
скажу о Цири никому. Капитулу тоже… Что вы так смотрите?
– Удивлены легкостью, с которой ты обещаешь хранить
тайну, – спокойно сказал Эскель. – Прости, Трисс, не хотелось бы тебя
обижать, но куда подевалась ваша легендарная лояльность по отношению к Совету и
Капитулу?
– Многое произошло. Война многое изменила. А битва за
Содден и того больше. Не хочу утомлять вас политикой, но некоторые проблемы и
вопросы, простите, вообще секретны, и я не имею права их раскрывать. Что же
касается лояльности… Я лояльна. Но можете поверить, в этом деле я могу быть
лояльной по отношению и к Капитулу, и к вам.
– Такая двойная лояльность, – впервые за вечер
Геральт посмотрел ей в глаза, – чертовски трудная штука. Она редко кому
удается, Трисс…
Чародейка взглянула на Цири. Девочка с Койоном сидели на
медвежьей шкуре в дальнем углу холла и играли в ладушки. Игра была однообразной,
оба были одинаково ловкими, ни один не мог прихлопнуть руку другого. Однако им
это явно не мешало и не портило забавы.
– Геральт, – сказала Трисс. – Найдя Цири там,
над Яругой, ты забрал ее с собой. Привез в Каэр Морхен, спрятал от мира, не
хочешь, чтобы даже близкие ребенку люди знали, что она жива. Что-то мне
неизвестное заставило тебя поверить в существование Предназначения, в то, что
мы находимся в его власти и оно руководит нами во всех наших поступках. Я тоже
так считаю, всегда так считала. Ежели Предназначение пожелает, чтобы Цири стала
волшебницей, она ею станет. Ни Капитул, ни Совет не должны о ней знать, не
должны за ней наблюдать либо уговаривать ее. Сохранив ваш секрет, я вовсе не
предам Капитула. Но, как вы сами понимаете, есть тут одна загвоздка.
– Если б одна, – вздохнул Весемир. – Говори,
дитя мое.
– У девочки магические способности, и ими нельзя
пренебрегать. Это чревато…
– Чем?
– Неконтролируемые способности опасны. Для Истока и для
окружения. Окружению Исток может угрожать по-всякому. Себе – только одним:
болезнью мозга. Чаще всего – кататонией.
– Тысяча дьяволов! – после долгого молчания
проговорил Ламберт. – Вот слушаю я вас и думаю: кто-то тут уже явно
тронулся умом, того и гляди, начнет угрожать окружающим. Предназначение, Истоки,
чудеса, невидимки… Ты не перебарщиваешь, Меригольд? Она что, первый ребенок,
которого приволокли в Замок? Никакого Предназначения Геральт не нашел, просто
отыскал очередного осиротевшего и бездомного ребенка. Мы научим ее пользоваться
мечом и выпустим в мир, как множество других. Согласен, никогда раньше нам не
доводилось тренировать в Каэр Морхене девочек. Были у нас с Цири проблемы, мы
совершали ошибки, и хорошо, что ты нам на них указала. Но не переусердствуй.
Она не так уж неповторима, чтобы падать пред ней на колени и воздевать очи
горе. Мало, что ли, кружит по миру баб-воительниц? Уверяю тебя, Меригольд, Цири
выйдет отсюда ловкой и здоровой, сильной и способной управляться с житейскими
невзгодами. И, ручаюсь, без всяких там кататоний и других падучих. Если,
конечно, ты не внушишь ей чего-нибудь такого.
– Весемир, – Трисс повернулась в кресле, –
вели ему замолкнуть, он мешает.
– Мудришь, – спокойно сказал Ламберт, – а
ведь еще не обо всем знаешь. Гляди.
Он протянул руку к камину, странно сложив пальцы. В камине
загудело и завыло, пламя вскипело, поленья раскалились, взорвались искрами.
Геральт, Весемир и Эскель беспокойно посмотрели на Цири, но девочка не обратила
внимания на эффектный фейерверк.
Трисс скрестила руки на груди, вызывающе глянула на Ламберта.
– Знак Аард? Хотел меня удивить? Таким же знаком,
утроенным концентрацией, усилием воли и заклинанием, я могу мгновенно выкинуть
поленья из камина, да так высоко, что тебе они покажутся звездами.
– Ты-то можешь, – согласился он. – А вот Цири
– нет. Она не в состоянии сложить знак Аард. И вообще никакой знак сложить не в
состоянии. Пробовала сотни раз, и… ничего. А ты прекрасно знаешь, что для наших
Знаков требуется минимум способностей. Получается, что у Цири нет даже их. Она
совершенно нормальный ребенок. У нее нет и признака магических возможностей,
она типичный антиталант. А ты нам плетешь сказки об Истоке, пытаешься напугать…
– Исток, – холодно объяснила Трисс, – не
контролирует своих умений, они ей не подчиняются. Она – медиум, что-то вроде
посредника. Бессознательно контактирует с энергией, бессознательно ее
преобразует. А когда пытается взять под контроль, когда прикладывает усилия,
как, например, при попытках сложить Знаки, у нее ничего не выходит. И не выйдет
не только после сотни, но и после тысячи попыток. Это типично для Истока. Но
вот наступает момент, когда Исток не прилагает усилий, не напрягается, сидит
себе спокойненько, размышляет о манной кашке либо о колбасе с капустой, играет
в кости, «любится» с кем-то в постели, ковыряет в носу… и вдруг что-то
происходит. Например, пламя охватывает дом или вспыхивает полгорода.
– Преувеличиваешь, Меригольд.
– Ламберт, – Геральт отпустил медальон, положил
руки на стол, – во-первых, не называй Трисс «Меригольд», она не раз
просила тебя. Во-вторых, Трисс не преувеличивает. Я собственными глазами видел
в деле Цирину мамочку, принцессу Паветту. Поверьте, было на что посмотреть. Не
знаю, была ли она Истоком, но никто и не подозревал о ее способностях, пока она
чуть было не развалила королевский замок в Цинтре.
– Выходит, надо согласиться, – сказал Эскель,
зажигая свечи в очередном подсвечнике, – что у Цири это вполне может быть
наследственным.
– Не только может быть, – сказал Весемир, – а
определенно есть. С одной стороны, Ламберт прав. Цири не способна складывать
Знаки. С другой… Все мы видели…
Он замолчал, глянул на Цири, которая радостным писком
отмечала только что одержанную победу. Трисс видела улыбку на лице Койона и не
сомневалась, что тот просто поддался.
– Именно, – насмешливо сказала она. – Видели.
Что вы видели? При каких обстоятельствах? А вам не кажется, парни, что пришло
время поговорить откровенно? Черт побери, повторяю, я сохраню тайну. Слово даю.
