– Если мы решимся на обучение, я потребую от тебя
абсолютного послушания. Повторяю: абсолютного. Поэтому, если тебе учеба
опостылеет, достаточно будет проявить непослушание. Тогда обучение
незамедлительно прекратится. Ясно?
Цири кивнула, глянула на чародейку зеленым глазом.
– Во-вторых, – продолжала Йеннифэр, распаковывая
баулы, – я потребую абсолютной искренности. Ты не должна от меня ничего
скрывать. Ничего. Если же почувствуешь, что с тебя довольно, достаточно
солгать, притвориться или замкнуться в себе. Если я о чем-то спрошу, а ты не
ответишь искренне, это также будет означать немедленное окончание учебы. Ты
меня поняла?
– Да, – проворчала Цири. – Но эта… искренность…
Она… обязательна для обеих? Я смогу… задавать вопросы тебе?
Йеннифэр глянула на нее, и ее губы сложились в странную
гримасу.
– Конечно, – немного помолчав, ответила
она. – Само собой разумеется. На этом будет основываться учеба и опека.
Искренность обязательна для обеих. Можешь спрашивать в любой момент. Я отвечу.
Честно.
– На любой вопрос?
– На любой.
– С этой минуты?
– С этой минуты.
– Что… между тобой и Геральтом, госпожа Йеннифэр?
Цири чуть не потеряла сознание от собственной наглости,
похолодела от тишины, наступившей после ее вопроса.
– Грусть, – ответила чародейка серьезно. –
Тоска. Обида. Сожаление. Надежда. И страх. Да, похоже, я ничего не упустила. Ну
теперь уж можно приступать к испытаниям, маленькая зеленоглазая змейка.
Проверим, годишься ли ты. Хотя после твоего вопроса я очень бы удивилась, если
б оказалось, что нет. Пошли, утенок.
– Почему ты меня так называешь? – нахохлилась
Цири.
Йеннифэр усмехнулась уголками губ.
– Есть такая сказочка. О гадком утенке. Я обещала тебе
быть откровенной.
Цири выпрямилась, возбужденная, нетерпеливо завертелась на
стуле, жестком и натирающем попку после многих часов сидения.
– Ничего из этого не получится! – проворчала она,
вытирая о стол испачканные угольком пальцы. – Ну ничего же… ничего у меня
не выходит! Не гожусь я в волшебницы! Я знала с самого начала, но ты не хотела
меня слушать. Вообще не обращала внимания!
Йеннифэр подняла брови.
– Не хотела слушать, говоришь? Интересно. Обычно я
обращаю внимание на каждое произнесенное в моем присутствии слово и запоминаю
его. Условие одно – в этом слове должна быть хоть крупица смысла.
– Все ехидничаешь. – Цири скрипнула зубами. –
А я просто хотела сказать… Ну, об этих способностях. Понимаешь, там, в Каэр
Морхене, в горах… Я не умела делать ни одного ведьмачьего Знака. Ни единого!
– Знаю.
– Знаешь?
– Знаю. Но это ни о чем не говорит.
– То есть? Но… Но это еще не все!
– Ну, ну…
– Я не гожусь. Ты что, не понимаешь? Я… слишком
молодая.
– Я была моложе, когда начинала.
– Но, наверно, не была…
– О чем это ты, девочка? Перестань заикаться! Хотя бы
одну полную фразу сказать можешь? Прошу тебя. Очень.
– Потому что… – Цири опустила голову,
покраснела. – Потому что Иоля, Мирра, Эурнэйд и Катье, когда мы обедали,
смеялись надо мной и сказали, что чары ко мне не пристают и я не научусь
никакой магии, потому что… потому что… я девица, то есть… это значит…
– Представь себе, я знаю, что это значит… –
прервала ее чародейка. – Возможно, ты снова подумаешь, что я, как ты
выразилась, ехидничаю, но я с сожалением отмечаю: ты плетешь чепуху. Продолжим
испытания.
– Я – девица! – задиристо повторила Цири. –
Зачем мне твои испытания? Девицы не могут… ну… волшебничать… волшебствовать…
– Да! Положение безвыходное. – Йеннифэр откинулась
на спинку стула. – Иди и потеряй девичество, если оно тебе так мешает. Я
подожду. Но поспеши, если можешь.
– Смеешься?
– Ты заметила? – Чародейка сладко
улыбнулась. – Поздравляю. Предварительное испытание на сообразительность
ты выдержала. А теперь – испытание настоящее. Сосредоточься. Взгляни: на этой
картинке нарисованы четыре сосенки с разным количеством веток. Нарисуй пятую,
такую, которая соответствует этим четырем и стоит на этом пустом месте.
– Сосенки глупые, – вынесла свой приговор Цири,
высовывая язык и рисуя угольком довольно худосочное деревце. – И скучные!
Не понимаю, что общего у сосенок с магией? А? Госпожа Йеннифэр? Ты обещала
отвечать на мои вопросы.
– Увы, – вздохнула чародейка, поднимая листок и
критически рассматривая рисунок. – Похоже, придется пожалеть о своем
обещании. Что общего у сосенок с магией? Ничего. Но нарисовала ты правильно и в
срок. Нет, серьезно, для девицы очень даже хорошо.
– Опять смеешься?
– Нет. Я редко смеюсь. Нужен по-настоящему существенный
повод, чтобы заставить меня смеяться. Сосредоточься на новом листке,
Неожиданность. На нем нарисованы ряды из звездочек, колечек, крестиков и
треугольников, в каждом ряду другое количество каждого из элементов. Подумай и
ответь: сколько звездочек должно быть в последнем ряду?
– Звездочки глупые!
– Девочка! Сколько?
– Три!
Йеннифэр долго молчала, уставившись в только ей известную
деталь на резных дверцах шкафчика. Зловредная ухмылочка начала понемногу
сползать с губ Цири и наконец исчезла совершенно. Без следа.
– Тебя, наверно, интересовало, – очень медленно
проговорила чародейка, не переставая любоваться шкафом, – что произойдет,
если ты дашь бессмысленный и глупый ответ. Вероятно, решила, что я этого не
замечу, так как твои ответы, дескать, меня вовсе и не интересуют? Напрасно! Или
ты думала, что я молча соглашусь с тем, что ты неумная? Тоже напрасно! А может,
тебе надоели испытания и ты для интереса решила испытать меня… Считаешь,
удалось? Как бы там ни было, это испытание окончено. Отдай листок.
– Прости, госпожа Йеннифэр. – Девочка опустила
голову. – Там, конечно, должна быть… одна звездочка. Прости, пожалуйста.
Пожалуйста, не злись.
– Посмотри на меня, Цири.
Цири удивленно подняла глаза. Чародейка впервые назвала ее
по имени.
