Устроено же нарезное приспособление было довольно просто, хоть и немного посложнее, чем подобное для пушечных стволов. Там рабочая головка была объединена с копиром, ходившим по завернутому шестигранному прутку, просунутому прямо внутри ствола, и имела сразу четыре резца, способных за один проход снимать по пять соток. С ружейными стволами так не получалось, и копир был сделан отдельно. Он представлял собой сантиметровой толщины латунный диск с шестигранным отверстием в центре, закрепленный в поворотном держателе. Сквозь этот копир проходил скрученный шестигранный прут, только заметно меньше, чем предназначенный для пушки. В его дальнем торце был закреплен пруток серебрянки с выступающим зубом победитового резца ближе к противоположному концу. И вот, значит, мотор через редуктор начинал двигать шестигранник, который, проходя через копир, потихоньку поворачивался в процессе поступательного движения. И тащил за собой пруток с резцом, за один проход делающим канавку глубиной в одну сотку. Мало? Но больше нельзя – ствол может не выдержать и покоробиться, да и с удалением стружки возникнут проблемы.
После прохода рабочий переключал полярность включения мотора, и резец начинал пятиться обратно. При этом он заглаживал небольшие неровности, оставшиеся после первого прохода. Наконец он высовывался со стороны казенника, мотор останавливался, и рабочий подкручивал на один оборот выступающий с торца прута винт, что вызывало выдвижение кончика резца еще на сотку, и начинался следующий проход, коих надо было сделать пятнадцать. Затем повернуть копир в держателе на шестьдесят градусов, затянуть болты и начинать потихоньку выгрызать следующий нарез, коих всего должно быть шесть.
Последней операцией было протягивание через ствол дорна из вольфрама, который должен был всего лишь самую малость скруглить края нарезов и замять неизбежные задиры. На столь сильное ограничение его функций я пошел ради уменьшения усилий, воздействующих на станину и ствол. В моем варианте они не превышали ста килограммов, а при попытке дорнировать нарезы за один проход трех тонн оказалось недостаточно для протягивания, но вполне хватило для деформации и станины, и ствола. В общем, тише едешь – дальше будешь, это люди подметили еще задолго до меня. Отработав технологию, я за четыре часа получал довольно приличный ствол, от аборигенов же в идеале требовалось одно изделие в сутки. Но пока с этим наблюдались небольшие трудности. То есть люди действительно каждый вечер выдавали по стволу, но два из трех отправлялись в ящик для брака, которому еще предстояло найти применение. Однако, кажется, процесс все же пошел. Вчера мне был выдан вполне приличный ствол, а сейчас уже подходил к концу последний, шестой нарез, а заготовка все еще не запорота!
Но все-таки в финале трудяги чуть не отправили ее в ящик, забыв перед протяжкой дорна смазать ствол дисульфидом молибдена, однако я был на стреме и не допустил этого. Смена закончилась, и радостным рабочим были вручены два зеленых талона, по которым они могли отовариться на складе со всякими дешевыми тряпками и галантереей. Если бы ствол ушел в брак, талоны были бы желтыми, на которые давали в три раза меньше. Подсобным рабочим и уборщикам выдавались красные, стоившие вдвое меньше желтых.
Впрочем, люди работали в мастерских не только за бумажки из-под принтера. Им очень нравился тот факт, что вся эта хитрая механика жужжит, гремит и что-то сама делает, а они, такие умные, ею управляют, причем иногда даже правильно. Ну и уважение, конечно, – рабочие механической мастерской пользовались почти таким же почетом, как химики, гнавшие спирт и дизтопливо для моторов нашей колонии.
Глава 19
Все-таки жалко, что Поль у нас только один. Потому как среди аборигенов Хендерсона начало что-то происходить, а последнее время вокруг них стали чаще и в больших, чем обычно, количествах кучковаться прибывшие с Чатема, а я не знал, в чем тут дело. Правда, вполне возможно, просто потому что не спрашивал. Привык, что Поль расскажет обо всем интересном без наводящих вопросов, а зря.
Вообще-то ситуация мне немного напоминала ту, что сложилась в России на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков. Тогда правящий класс настолько отдалился от народа, что они и говорить-то начали на разных языках! А социальный лифт если и работал, то только внутри классов, и случаи перехода из одного в другой стали единичными. Правда, имелось одно существенное отличие. В России элита старалась всеми силами укрепить имеющееся положение дел и даже усилить его, а мы вроде бы пытались делать наоборот. То есть всячески поощряли успехи туземцев в изучении русского языка, а путь в руководящие выси был теоретически открыт для каждого. Да, но прошел-то по нему пока всего один человек…
Спросить, что ли, у Хани, что происходит?
Однако я этого сделать не успел – она явилась ко мне сама. И, изредка заглядывая в бумажку (вот он, прогресс, а я еще жаловался!), произнесла небольшую речь. Из коей следовало, что все племена под моим руководством достигли больших успехов на пути к светлому будущему. Хендерсонцы начисто забыли, что такое жажда и голод. Женщины с Питкэрна перестали смотреть на мужчин как на недосягаемую роскошь и тоже в среднем пополнели, а переселенцы с Чатема уже почти привыкли к тому, что перед каждым актом любви не нужно бежать к шаману и спрашивать разрешения. Более того, тасманийцы начали носить юбки, а наиболее продвинутые – даже штаны. Поголовье интеллигенции перевалило за десяток и продолжает увеличиваться, причем интеллигентов первого ранга уже целых трое, и это не считая ее, Хани. Поэтому весь народ новых земель очень интересует вопрос – когда же к нему придет новый священный зверь, приносящий счастье?
Я чуть не ляпнул сдуру что-то вроде «тоже мне нашла проблему», но вовремя прикусил язык. Вам вдруг снова захотелось погладить кошку? Тогда вперед, к преодолению трудностей, которые этому мешают! Так что девушке было сказано:
– А ты уже начала читать четвертый том энциклопедии?
Ханя смущенно потупилась – она начала с десятого, про литературу и искусство, и пока не очень далеко продвинулась даже в этом.
– Но я же смотрела картинки – там совсем ничего нет про священных зверей!
– Во-первых, ты смотрела невнимательно, немножко все-таки есть. А во-вторых, я вам про кошек и сам все расскажу, когда понадобится. Но вот про весь животный мир мне просто не хватит времени (про то, что и знаний тоже, я уточнять не стал). В общем, выбери человек десять самых достойных и начинай им читать по вечерам.
– И когда мы все прочитаем, ты приведешь к нам приносящего счастье?
– Ну… – задумался я, – сначала, пожалуй, его младших родственников.
Дело было в том, что пока аборигены еще не поняли, что одно и то же животное может выглядеть очень по-разному, потому как ничего четвероногого на их островах вообще не водилось. И вряд ли они посчитают беспородных разноцветных котят полноценными священными зверями, но вот младшими родственниками – запросто. Завести же их действительно пора – по Форпосту уже начали шмыгать какие-то мелкие зверюшки, которые лично мне очень напоминали крыс. Да и в доме, пожалуй, кроме двух жен для красоты не помешает еще и кошка.
