Квартира встретила меня могильным холодом. Да уж, видимо, задействованная схема подключения батарей была уж очень резервной – настолько, что на их ребрах уже появилась изморозь. Ничего, я человек не привередливый, да и солярки у меня полная канистра. А впереди два выходных, которые можно будет потратить на лазание по Интернету, благо он вроде работает без перебоев. Правда, горячей воды нет, но зато есть холодная, которую нетрудно подогреть на газовой плите или солярогазе.
С утра в субботу электричество перешло в импульсный режим – то есть появлялось минут на пятнадцать – двадцать, а потом пропадало на неопределенное время. Газ шел еле-еле, и я, посмотрев на дрожащие голубые огонечки, не только выключил плиту, но и перекрыл кран на магистрали. Потому как при таком напоре конфорка может запросто погаснуть, и газ начнет потихоньку скапливаться на кухне. А потом любая искра – и взрыв.
Он действительно не заставил себя ждать и шарахнул около четырех часов дня – правда, не у меня, а в другом конце дома, через четыре подъезда. К счастью, грохнуло слабенько, жертв вообще не было, а в больницу увезли всего двоих, зато пожарные под возмущенные вопли жильцов залили водой чуть ли не половину подъезда, никто толком даже погреться не успел. Газ же после этой истории совсем отключили, причем не только в нашем доме, но и в трех соседних.
Ближе к вечеру я поискал в Интернете новости про наш локальный мини-апокалипсис, но нашел только несколько сообщений об аналогичной ситуации в Выхине. Там без тепла остались сразу два микрорайона, народ принялся обогреваться газом и электричеством, в результате чего накрылась подстанция, а газ перекрыли, не дожидаясь взрывов.
В воскресенье кончилась уже и холодная вода. С утра она еще текла тоненькой струйкой, сопровождаемой утробным хрюканьем крана, но к обеду струйка иссякла – при открытии крана раздавался только звук, и больше ничего. Вечером прекратился и он, что почти наверняка говорило о замерзших трубах. И наконец утром в понедельник температура в квартире опустилась ниже ноля – правда, пока всего на полградуса, но я сильно подозревал, что это только начало. В общем, явно пора было переселяться в гараж, чем я и решил заняться сразу по возвращении с работы.
В институте, как ни странно, меня встретила вполне комфортная температура, и даже сеть не прыгала, хоть и была слегка пониженной. Прямо хоть оставайся тут ночевать! Шеф, кстати, именно это мне и предложил, узнав о ситуации в нашем микрорайоне. Но я отказался, сославшись на свой гараж.
Вечером я сначала заехал домой за ноутбуком и некоторыми другими необходимыми вещами. Подниматься, естественно, пришлось пешком, и на лестнице между четвертым и пятым этажом обнаружилась приличных размеров наледь, причем, судя по ее виду, образованная не водой, а мочой. Небось алкаши Савостины нагадили, подумалось мне, они живут как раз на пятом. Однако это, скорее всего, означает, что, пока я трудился на благо родной космической отрасли, в доме накрылась уже и канализация. То есть существование в промерзшей квартире на девятом этаже без каких-либо удобств потеряло всякий смысл.
Загнав «девятку» в гараж, я по-быстрому выгрузил из нее барахло, после чего открыл дырку в Форпост. Мне туда было еще рано, так что я просто прицепил к ней трос и бросил конец в прошлое, где его уже ждал десяток самых здоровых аборигенов во главе с Мариком. Для обратного перемещения машины в гараже имелась лебедка.
Так как давление на Манюнином острове было заметно выше, чем в Москве, то за пару минут, потребовавшихся для перемещения машины теперь уже не в шестнадцатый, а семнадцатый век, холодный воздух гаража был полностью вытеснен теплым из прошлого.
Закончив с перетаскиванием «девятки», Марик передал мне корзинку, после чего портал был закрыт. Я разобрал раскладушку, застелил ее, поставил рядом туристический столик и снял тряпку, прикрывающую корзину. Под ней оказался армейский котелок с горячим черепаховым супом, два шампура с шашлыком из валлаби и термос с австралийским чаем. А жизнь-то потихоньку налаживается, подумал я и, растопив печку-пошехонку, приступил к ужину.
Жизнь в гараже оказалась вполне комфортной, тем более что его задняя часть являлась одновременно внешним забором, за которым был овраг, где еще при Брежневе вроде начинали что-то строить, да так и бросили. И еще задолго до начала своих межвременных приключений я продолбил там дыру, вставил мощную стальную дверцу и замаскировал ее, она почти не бросалась в глаза снаружи. Так что теперь до туалета, в качестве которого использовались две прислоненные под углом друг к другу бетонные плиты, было десять шагов. В институт я теперь ездил на городском транспорте – лень было возиться с вытаскиванием машины из прошлого и последующим заталкиванием ее обратно, да и ни к чему. Для поездок же на двух колесах было все-таки холодновато. Еще прошлой зимой я опытным путем определил, что до минус десяти градусов на скутере можно ездить без всяких ограничений. От десяти до пятнадцати – только если дорога занимает не больше часа. В интервале от пятнадцати до двадцати допустимое время пути падает до сорока минут. От двадцати до двадцати пяти в принципе тоже можно ездить, но только если очень надо. Ниже двадцати пяти – это уже будет не поездка, а эпический подвиг, на который можно пускаться только во имя чего-нибудь великого и светлого типа спасения галактики или вояжа в ночной магазин, когда кончилась водка.
На третий день гаражного житья новость про наш микрорайон просочилась в Интернет, и мне стало любопытно – а как там сейчас обстоят дела в моей квартире? Так что после работы, выйдя из метро, я сделал небольшой крюк и вскоре поднимался на свой девятый этаж по темной и загаженной лестнице. Разумеется, фонарик у меня с собой был, но зачем привлекать излишнее внимание, если без этого можно обойтись? Тем более что тьма на лестнице не абсолютная, вполне можно рассмотреть, куда ставишь ногу.
На третьем этаже я почувствовал, что на лестнице, кроме меня, есть и еще кто-то. Точнее, почуял – запах был весьма характерный. Это что же, какой-то скотине настолько влом выйти на улицу, что она исходит дерьмом прямо здесь? Быстро пробежал два пролета вверх – и точно, сидит, мерзавец, спустил штаны и тужится. Причем, что удивительно, это не один из алкашей с пятого этажа, на которых я грешил в первую очередь! А Владлен Сергеевич с седьмого – кажется, он музыкальный критик. Интеллигент, блин, – не поленился спуститься на пять пролетов вниз, чтобы на него никто не подумал! У меня даже мелькнула мысль взять его за шкирку и хорошенько потыкать мордой в содеянное, но стало противно. Я просто от души пнул свина в брюхо, так что он влип в свою же кучу, и продолжил путь наверх.
Ничего неожиданного дома меня не встретило – там было все так же темно и холодно. Но не как на улице, а всего три градуса мороза. Я включил светодиодный светильник и сел. Стояла какая-то непривычная тишина.
Если кто живет в хрущевской пятиэтажке или раннебрежневской девятиэтажке, он поймет, о чем разговор. В этих домах звукоизоляция как бы вывернута наоборот – то есть иногда кажется, что стены не ослабляют, а усиливают звуки. Музыку или пьяную драку отлично слышно через два, а то и три этажа. Для хорошего семейного скандала не предел и четыре. Так вот, сейчас ниоткуда не доносилось ни звука. Хотя…
