– Ух ты! Точно! Это очень важное дело! Но кто же его будет делать, ведь госпожа Рита уйдет с Иваном Тимофеевичем в столицу?
– Она из увечных казаков подготовила несколько старательных ребят. Одного из них, а также с десяток помощников тебе оставим. И пока мы пару дней будем здесь, я с ними позанимаюсь. В общем, не о чем говорить, ничего в этом сложного нет. И по сахарному тростнику распишу – когда срезать, что и как делать. Тоже нет ничего сложного. Ивану Тимофеевичу нарисую давильные вилы, пресс и котлы для выпаривания сахара. Самогонные аппараты и ванны для гидрирования он тоже сделает.
– Не знаю, сир, о чем вы сейчас говорите, но хочу присутствовать на обучении химика, понять смысл процесса и железно его контролировать.
– Разумно, совершенно не возражаю. Да, от копры остается много высококонцентрированных питательных отходов, поэтому надо завести свинарники. Сало будет, поверь, с ладонь толщиной.
– О! Это дело тоже нужное. – Петро посмотрел мне за плечо и добавил: – Славка Орлик сюда скачет, а вообще-то он с Иваном Тимофеевичем на зачистку ходил.
– Ага, – кивнул, опять уселся верхом на Чайку и тронулся навстречу спешащему курсанту-ординарцу. – Ты обратил внимание, Петя, с момента их убытия не было слышно ни одного выстрела?
– Точно!
– Сир, разрешите доложить! – Славка в некотором удалении от кусачей Чайки красиво осадил своего польского боевого жеребца.
– Согласно нашему уставу для срочного доклада процедура разрешения не требуется. Докладывай!
– Сир, там бой!
– Какой бой, сынок? Никто ни разу не выстрелил?
– Да не мы ведем бой. Там в лесу есть еще один залив, и одни черные арапы напали на деревню других черных арапов, вот-вот их добьют. Так господин генерал-губернатор спрашивает, нам всех убивать или только победителей?
– Капитан, на тебе оборона и защита некомбатантов. Два пулемета на вьюках отправь следом за нами, а еще пару выдвини на господствующие холмы, – быстро отдал приказ Петру и повернулся к Славке. – Веди, курсант.
Мы сорвались с места в карьер и поскакали к опушке леса. Следом устремился конный десяток закованных в кирасы лыцарей-офицеров, которые по настоянию Ивана везде и повсюду следовали за мной.
Странно, группа зачистки уже минут сорок как ушла. И шумели они прилично, но аборигены их то ли проигнорировали, что совершенно невероятно, то ли не заметили. Славку расспрашивать было некогда, сейчас и так во всем разберемся. На въезде в лес лошадей попридержали и мимо исполинских лиственниц запетляли мелкой рысью.
Километра через три между деревьями показались просветы, и опять заблестела поверхность моря. А полоса леса ушла гораздо правее. Из-за ствола огромной, в несколько обхватов, лиственницы, названия которой даже не знал, выглянул боец, стоявший в тыловом охранении. Славка натянул поводья и спрыгнул на землю, мы последовали его примеру и тоже спешились.
– Туда, – показал он на кустарник, за которым начиналось открытое просторное поле с выдернутыми из земли и сложенными на кучи сухими стеблями кукурузы. Подражая его осторожным шагам, мы тихо двинулись вперед, при этом заметили затаившуюся и укрывшуюся за деревьями и кустами цепь наших воинов. В одном из таких кустарников сидел Иван Тимофеевич.
– Что здесь происходит? – спросил у него и услышал со стороны поля какие-то ритмичные постукивания. Не было никаких сомнений, это – барабаны.
– На, сам посмотри. – Он протянул подзорную трубу и, пока я осматривал окрестности, продолжил: – Пошли мы на зачистку территории. Идем, идем себе спокойно, только что-то не видать и не слыхать никакой живности, вроде бы как все в округе издохло. А тут с левого фланга по цепи команда «стоп», и Василь Найда присылает за мной Славку. Подхожу и вижу, что лес кончился, впереди опять морской залив и большое поле с селением посредине. Перед плетнем, который сейчас валяется на земле – орава человек в триста, вооруженных копьями и большими щитами, они что-то кричат. Противники в свою очередь тоже что-то отвечают. Потом эта орава перестроилась и, кстати, очень грамотно перестроилась, подошла ближе к плетню, забросала селение копьями и под укрытием щитов пошла на штурм. Ну а все остальное ты сам видишь.
Оптика сократила расстояние в восемь раз. Стали четко видны сотни две полусферических хижин, каркасы которых были изготовлены из лозы и покрыты плетеными циновками из тростника, а самую большую хижину, часть которой отсюда едва проглядывала, покрывали какие-то шкуры. Не знаю, большим или маленьким считалось это селение, но если каждая семья насчитывала до дюжины членов, то в нем проживало около двух тысяч человек. Почему проживало? Потому что как минимум сотни две воинов лежали на земле убитыми, а довольно внушительную толпу голых и полуголых дикарей толкали за ограждение из кольев другие вооруженные копьями дикари, при этом стариков и старух отделяли, оттаскивали в стороны и закалывали насмерть. Странно было и то, что в загон отправляли немало крепких парней, которые вели себя как безвольные бараны. Правда, они тоже оказались обнажены, без поясов, с привязанными спереди и сзади хвостами, какие красовались на воинах нападавших и погибших.
К зарытым посреди площади трем столбам закончили привязывать трех раненых защитников. Один из них был с металлическим желтым ободом на голове и ожерельем из клыков хищников на шее. Видимо, вождь. Перед ними на земле сидел такой же полуголый мужик с деревянной маской на морде и усердно лупил в барабан.
– Направо, за село посмотри, там еще две оравы, прямо на земле сидят. В одной около трех сотен безоружных голых мужиков, а во второй – столько же голых баб. И те и другие несли на плечах какие-то кошелки.
Я перевел подзорную трубу в указанном направлении и точно увидел две группы голых негров. Не сбившихся в кучу, как стадо баранов, а сидевших упорядоченно, как если бы колонна на марше вдруг получила команду «стой, садись». В одной группе сидели физически крепкие молодые парни приблизительно моего возраста, а во второй – девчонки, и тоже не рыхлые, а вполне атлетически сложенные. Мне все стало понятно. Только подумалось, что если верить известной земной истории, то подобного именно в это время мы увидеть еще никак не могли.
Как часто говаривал в той жизни менеджер моей компании, голландец Дирк ван Бастен, оттрубивший в местных пенатах много более моего: «В жизни терпеть не могу две вещи – расизм и ниггеров». И лично я был с ним абсолютно солидарен.
Племена банту начали миграцию из центральных областей восточного побережья материка сто пятьдесят лет назад, после прихода в те места португальских колонизаторов. Они быстро переняли опыт ведения сельского хозяйства, стали сеять зерновые, особенно кукурузу, и устремились на поиски пригодных земель. Так и двигались на юг континента небольшими племенами, ассимилируя коренные народы бушменов и готтентотов, основывая по пути довольно крупные деревни с количеством жителей в тысячу и более человек.
Чтобы захватить более хорошие места или отбиться от других наступающих следом мигрантов, племена реорганизовывались в милитаристские кланы, где вождь был фактическим диктатором. Все мужчины в возрасте от двадцати до сорока лет, кроме кузнецов и горшечников, становились воинами, а кто не выдерживал нагрузок, того навечно определяли во второй сорт и использовали на самых грязных и унизительных работах, им не то что жениться, даже вступать в половую связь запрещалось категорически. Раньше они воевали кто чем горазд, но потом оружие было унифицировано, воин получал копье ассегай с наконечником, кованным из железа, и большой полукруглый щит из натянутой на деревянный каркас выдубленной бычьей кожи. Была выработана специальная тактика ведения боев, а дисциплина стала поистине жестокой, за любую провинность следовало единственное наказание – смерть.
