Следующий этап оказался не менее сложным. Так как справочники по металловедению остались в той жизни, а для определения размеров монет в моей метрической системе нужно было обладать кое-какими знаниями, пришлось все постигать методом тыка и двухдневных экспериментов. За эталон взял немного затертый золотой английский соверен, который весил ровно десять грамм и соответствовал давно привычной в Европе стоимости одного фунта стерлингов. Правда, в отличие от моей короны, в его составе золота было где-то на один грамм меньше, но лично я решил чеканить десятиграммовую монету девятьсот двадцатой пробы, где лигатуры из серебра и меди должно быть не более восьми десятых грамма.
А вот с серебром в связи с его почти в два раза меньшей, чем у золота, плотностью и соответствующим нынешним курсом – пятнадцать к одному – пришлось поиграться. С диаметром монет разного достоинства определился: за образец гривны взял английский шиллинг, за полтинник – полшиллинга, за двадцать пять грошей – монету в одну десятую экю, а за десять грошей – монету в одну двадцать четвертую экю. При этом вес одной гривны был равен семи с половиной граммам серебра, а вес монеты в десять грошей – соответственно семидесяти пяти сотым грамма. И еще: взял за образец диаметр талера и полуталера, но сделал кругляши немного плотнее и вырубил монеты достоинством в четыре и две гривны с соответствующим весом в тридцать и пятнадцать грамм. При этом предполагалось, что проба серебра будет не ниже девятисотой, а в качестве легирующей добавки в расплав добавим медь. Сегодня так делают абсолютно все монетные дворы.
Диаметры латунных монет достоинством в один, два и пять грошей взял из памятных советских копеек – пятнадцать, восемнадцать и двадцать пять миллиметров. Но пришлось и здесь немножко помучиться, так как хотелось получить монеты с четким весом в один, два и пять грамм. И тот медно-цинковый сплав, который получим в Ковалеве при плавке оловянных руд, для чеканки мелочи как раз подойдет. Правда, уже сейчас стало видно, что это производство будет очень убыточным. Еще в той жизни где-то читал, что изготовление однокопеечной монеты обходилось государству в шестнадцать – двадцать копеек. Но без разменной мелочи никуда не денешься, поэтому перекос уберем за счет чеканки монет более высокого достоинства.
Когда пришел к ювелиру Ицхаку с просьбой изготовить штемпели, тот с минуту смотрел на меня бесконечно удивленными глазами, широко раскрыв рот.
– Нет, сеньор, – хрипло сказал он, отрицательно покачав головой, – я не резчик! Да и в любом случае не взялся бы за подобную работу. Я не враг ни себе, ни своей семье. Простите, наверное, этого не следует говорить, но всегда считал вас человеком более рассудительным…
– Меня не интересуют штемпели европейских монет, фальшивыми деньгами я не собираюсь заниматься категорически! Меня интересует несколько иное, – резко оборвал его и подал папку с собственными эскизами позитивного изображения аверсов и реверсов монет различного достоинства, а также мой портрет в профиль и герб Славии, нарисованные за десять талеров художником местной редакции.
Ицхак распахнул обложку, схватил большую лупу и близоруко сощурился, рассматривая рисунки. Он долго не подымал голову, все перекладывал листочки с места на место. Было ясно, что он давно уже все рассмотрел, а сейчас тяжело шевелил извилинами над свалившейся на голову совершенно безумной и непонятной ситуацией.
– Сумасшествие какое-то, – пробурчал он тихо себе под нос, затем пальцем показал на мой портрет и поднял глаза. – Сеньор, ваша светлость, на этих двух золотых монетах и на трех больших серебряных нужно чеканить изображение монарха. И надписи делать кириллицей. Я верно мыслю?
– Совершенно верно.
– Но ведь это… это… – Он замолчал, напряженно уставился мне в глаза, через минуту обмяк и тихо промямлил: – Даже не знаю, что сказать. И резчиков знакомых нет.
– Послушайте, мастер, вы далеко не древний старик, а вас уже мучает склероз. Да! Иаков хвастался, что в молодости вы получили в гильдии патент ювелира и отработали пять лет при дворце в казначействе резчика штемпелей! И этому учили всех сыновей, даже его. Только у старшего, Мигеля, лучше всего получается работать с металлом, а у младшего – резать негативы и обрабатывать камни.
– Иаков?! Ах, негодник такой, пускай только придет домой! Вот я ему задам!
– Чего уж там, он о благосостоянии семьи беспокоится. Тем более что конфиденциальная работа оплачивается вдвойне. Вот сколько стоило в казначействе изготовление штемпельной пары?
– О сеньор! В зависимости от сложности, от сорока до ста талеров за негативы и пять талеров за гуртильное кольцо. Да еще стоимость заготовок.
– Сырые заготовки мои. А платить буду за каждую пару плюс кольцо, независимо от сложности – сто пятьдесят талеров. Устраивает?
– Да, сеньор! Если здесь одиннадцать комплектов, то…
– Нет, Ицхак, немного не так. Большая золотая корона и малая – по двадцать пар. Четыре, две и одна гривна серебром – по тридцать пар. Пятьдесят и двадцать пять грошей серебром – по сорок пар. Десять грошей серебром и пять медью – по пятьдесят пар. Два и один грош – по шестьдесят пар. Итого, четыреста тридцать комплектов.
– Ох, это же сколько миллионов можно начеканить?! Да и нам на полгода работы!
– А вы умножьте все это на сто пятьдесят талеров. Неужели вы когда-нибудь зарабатывали за полгода такие деньги? – отстегнул от пояса и вытащил из-под плаща два трехкилограммовых кошеля с золотыми дублонами. – Это, мастер, первый маленький аванс.
– Нет, сеньор, ваша светлость, – он положил свои руки сверху на кошели, – и за пять лет не зарабатывали. Просто у нас таких заказов никогда не было и быть не могло.
Нужно сказать, что свой гонорар семейство Ицхака заработало и вознаграждение получило полностью, до последнего талера. Правда, как они меня ни уговаривали, но в целях безопасности обеих сторон забрал младшего Пабло Паса с собой. А тот и рад был, подружился с компанией Карло Манчини, с коими путешествовал на «Селене» Кривошапко, а затем добирался в караване вместе со всеми до будущей столицы графства.
Нашли мы Пабло рядом с небольшой действующей литейкой, он околачивался за охраняемой двумя караульными перегородкой в компании таких же интеллектуальных бездельников, как и сам. Из здания выступало круглое нетолстое бревно с опорой на краю, являвшееся осью большого деревянного колеса, которое вертелось довольно шустро. Внутри колеса, соблюдая очередность, с визгом и смехом бежали чьи-то дети. Право слово, бельчата.
Плавка, видно, только закончилась, и двое бывших агадирских рабов под чутким руководством бывшего же моего ученика, уже достаточно опытного мастера, прокатывали на валках еще горячую золотую полосу. На земляном полу лежали шесть таких же золотых полос и две серебряные.
За следующей перегородкой стоял кривошипно-шатунный пресс с большим маховиком, приводимый в действие шкиво-ременной передачей от вращающегося вала. Здесь еще один бывший раб по направляющим пазам плиты матрицы подавал узкую серебряную полосу (похоже, на двадцатипятигрошовые монеты), а баба с просечным пуансоном, двигаясь по вертикальным колонкам, рубила монетные кругляши.
