Нет, среди соратников идиотов не было, человек воинского сословия, с детства умеющий держать в руках меч, привык нести ответственность за каждое сказанное слово, и в кругу себе подобных, как правило, люди относились друг к другу корректно. А о том, чтобы ослушаться в походе слова старшего, вообще понятия не имели. Да и наши крестьяне вели себя вполне прилично, спины некоторых из них еще помнили вкус кнутов, которых отведали за мелкие косяки на Ла Пальме. Но громадная толпа бывших рабов доставила немало забот. Иногда у них случались мордобои и ссоры, которые происходили из-за человеческих алчности и подлости, но чаще всего вспыхивали из-за женщин. Однако эти трения не выходили за рамки условностей, при которых требовалось постороннее вмешательство.
Однажды один из бывших пиратов с «голландца» на привале сделал казачке, муж которой был отправлен в наряд в боковое охранение, неприличное предложение. Получив пощечину, этот смерд посмел поднять на женщину руку, но казаки сие действо быстро пресекли, зарубили его на месте. Двух его подельников тоже порубили на куски как соучастников.
Казаки в походе шли своей группой, считай, станицей, поэтому с человеком подлого сословия, который пытался нагадить в их доме, расправиться имели полное право. Вот и наступила расплата, немедленно, без суда и следствия, зато публично и в строгом соответствии с нашими законами. Нужно сказать, что этот инцидент имел огромное воспитательное значение, происшествие здорово подтянуло дисциплину.
Были и другие неприятности. Следует вспомнить, как тяжело искоренялась антисанитария, с какими сложностями внедрялись в быт нормы гигиены. Если наши… то есть не так, они сейчас уже все мои. Так вот, выходцам из Украины и Дона несколько месяцев подряд под тяжелым прессингом моих воинов кнутом и добрым словом на уровне рефлексов вбивалось понятие чистоплотности. Лично отозвал некоторых девчонок и натурально приказал освоить шитье обыкновенных трусов, подвязку подгузников и использование хлопка-сырца. В результате от людей, особенно от женщин, перестали идти неприятные запахи. Пятна на платьях некоторых казачек и крестьянок, которые возникали по причине отсутствия нижнего белья, в один прекрасный день исчезли. Народ стал постоянно мыться, и руки начали мыть перед каждым приемом пищи.
С появлением бывших рабов все то же самое пришлось натурально вбивать в их задницы и спины. В этом вопросе здорово помогли отцы. Несмотря на то что многие переселенцы были католиками или протестантами, подозревая безысходность, к мнению наших православных священников прислушивались. Они подтянулись и, глядя на уже более-менее воспитанных соседей, стали перенимать их навыки.
Считаю, что главнейшим результатом жестких, а часто жестоких методов внедрения гигиены стало то, что за время длительного путешествия никто из переселенцев серьезно не заболел.
Анализируя все, сделанное за прошедшие годы, и вспоминая месяцы, прошедшие с начала путешествия, долго не мог уснуть. Только услышав удары в рынду, извещающие об окончании собачьей вахты
[50]
, а потом скрип лебедок, поднимающих якоря, и топот марсовых матросов, заставил себя отключиться. Ведь через два часа нас ожидали подъем и начало очередного, нового дня. Жизнь продолжалась.
Глава 2
Пролив Дрейка, который отделял самую южную часть континента – Огненную Землю – от Антарктики, мы для прохода даже не рассматривали. И не потому, что пришлось бы огибать значительные расстояния, а потому, что там встречаются холодные и теплые течения, что является причиной почти круглогодичных сильных штормов. Высота волн достигает пятнадцати метров. Это, конечно, не тайфун, но все равно, избави нас Бог от подобных испытаний.
Наш путь лежал ко входу в Магелланов пролив, довольно точно обозначенный на моих лоциях. В Южном полушарии это был наиболее безопасный путь, соединяющий Атлантику и Тихий океан. В том мире он даже после окончания строительства Панамского канала имел важное значение для мировой торговли. Особенно для перевалки грузов между юго-западным побережьем южно-американского материка и югом Африки, а также регионом Индокитая.
В полдень ярко светило солнце, вход в пролив с высокими скалистыми берегами был виден отчетливо. Мы взяли левее и прошли ближе к остро выступающему в изумительно-синее море мысу Каталина. Расстояние между берегами насчитывало около десяти миль и встречных судов не наблюдалось. Но, вспоминая лекции в морской школе, в том числе и об этом проливе, где в узких местах, укрытых скалами, могут встретиться всякие шутники, выбросил вымпел «Боевая готовность».
Дело в том, что с момента открытия пролива Магелланом было несколько попыток колонизации и взятия этих мест под контроль. По указанию короля Испании для устройства крепостей и строительства двух городов – города Иисуса и города Филиппа – было направлено триста поселенцев. Но через три года какой-то британский пират забрел сюда и нашел вместо города какие-то развалины и единственного выжившего «Робинсона». Оказывается, все остальные умерли от голода и отсутствия пресной воды. С тех пор и до середины XIX века, пока его не оседлало государство Чили, освободившееся от колониальной испанской зависимости, пролив оставался бесхозным, а развалины бывшего города так и назывались: Puerto Hambre – Порт Голода.
В лоциях было указано, что здесь часто меняются течения и ветры, поэтому, когда пролив стал резко сужаться до ширины в две мили, а солнце спряталось за отвесными скалами, решил не рисковать и на ночь глядя в узкое горло не входить. Организовал стоянку немного левее прохода, но боевую готовность не отменил, пока высланная на шлюпке к скалам партия наблюдателей не осмотрела и не взяла под контроль дальние подходы.
Ночь прошла спокойно, и когда верхушки скал ярко вспыхнули от утреннего солнца, а у входа в пролив было еще пасмурно, с наблюдательного поста вернулись караульные. Они доложили, что узкое горло имеет ширину в две мили, а дальше пролив опять расширяется миль до восьми-девяти, и по всей видимой части водной поверхности других посторонних судов не наблюдалось.
В лоциях было указано, что длина всего пролива – триста десять миль, и довольно широкий, прямой участок в сто миль мы надеялись пройти за световой день. Оно так и получилось, миновав рано утром развалины Порта Голода, к завершению третьей вахты
[51]
мы подходили к резкому повороту на северо-запад, к самому узкому и ответственному участку пути протяженностью сто пятьдесят миль.
Солнце уже скрылось за вершиной горы, но и плановую дистанцию дневного перехода мы прошли, поэтому милях в четырех от пересекающих путь каменных берегов, которые скрадывали поворот пролива, отдал команду рифить паруса. «Алекто» по инерции еще резала волну, как вдруг из-за поворота, наглухо закрытого от обзора высокими скалами, сначала вынырнул бушприт с кливерами, а затем стал неумолимо выползать нос самого настоящего боевого фрегата четвертого ранга с двумя орудийными палубами. Его пушечные порты, как и у нас, были открыты и готовы к бою, но дистанция для выстрела оказалась запредельной, около двух с половиной миль.
