– А может быть, это не пиндицит?
– Может, и не аппендицит, но резать все равно надо.
– Тогда ладно, хе-хе, – улыбнулся он с гримасой боли на лице. – Уже не один раз мог издохнуть в бою, теперь послужу для науки.
Оттягивать это дело не стали. Пока кипятили воду, мы быстренько приготовились, а Степан отстегнул протез, разделся и лег на стол.
– Мне опия не давайте, – сказал он, – так потерплю.
– Немного выпить обязательно надо, иначе не вытерпишь и умрешь от болевого шока, – не согласился с ним и подсунул полшкалика.
Резала его Оксана, а сшивал сосуды и накладывал швы Николай. Я только показал, где и каких размеров рез делать. Аппендицит нашли сразу, он выглядел как толстая зеленоватая сарделька. Когда Оксана перехватила слепую кишку, а отросток удалила и бросила в ведро, вонял он здорово.
Степа операцию перенес стойко, кривился только в полудреме, но ни разу не застонал. Однако хирургические опыты над ним после этого не закончились. Он решил себя улучшить всесторонне и дней через десять пожаловался на боль в горле. Так что попрактиковали мы еще и с удалением гланд. Мне было смешно, вспомнился старый анекдот, в котором, как и в нашем случае, гланды рвал акушер-гинеколог. Но что делать?
Моя личная хирургическая практика на этом тоже не завершилась. Приходилось еще не единожды самому брать в руки скальпель, много раз ассистировать докторам Янкову и Жуку. Но это была уже совсем другая история.
Маленькую Радугу, или по-новому Аполлинарию, как записали ее при крещении, пристроил к Оксане.
– Я не могу ее таскать с собой по морям и океанам, поэтому примите к себе и отнеситесь по-человечески, – кивнул молодой чете Орликов на сидящую рядом скво. – По духу она сродни нашим казачкам, ибо тоже воспитана в воинской среде. Проконтролируйте, чтобы выучилась грамоте. И вообще, Оксана, возьми ее помощницей и обучи всему, что знаешь, а я тебе за то буду признателен.
– Ой, ваша светлость, да вы для всех столько сделали, что мы перед вами будем в вечном неоплатном долгу. И посчитаем за честь взять Полину в свой дом.
– Оксана, не называй меня «светлостью», лично для тебя на всю оставшуюся жизнь я Михаил Акимович. А Полина не навсегда войдет в ваш дом, через год-полтора вернусь, и все подруги дней моих суровых будут жить как надо и иметь все, что им положено.
– Хорошо, Михаил Акимович. – Она внимательно посмотрела на мою Маленькую Радугу, искренне улыбнулась и сказала: – Я к тебе буду относиться как к родной сестре. Младшей, имей в виду.
Мы все вместе посмеялись, а растерянной скво языком жестов попытался объяснить, о чем мы говорим. Конечно, от будущего расставания на длительное время она была не в восторге.
– И еще, Оксана, моих горничных Глашку и Марфушу пристрой в строящемся госпитале и определи им какой-то круг обязанностей. Когда вернусь, я их заберу. Кстати, они обе сейчас беременны и детей носят. Учти, моих.
– Ах ну да, я знаю. Не переживайте, присмотрим за ними, да-да, – она часто-часто закивала.
В общем-то я и не сомневался в том, что все они всё обо мне знают. Еще бы, моя жизнь круглосуточно на виду. Забегая немного вперед, хочу сказать, что и Глаша, и Марфуша родили мне девочек. Через два года я их обеих выдал замуж за достойных парней. Марфуша стала богатой купчихой, родила своему мужу еще троих сыновей и двух дочерей и до конца дней своих прожила в Ангелове.
Глаша в замужестве была недолго, вскоре стала вдовой и приехала в Михайлов, где пришла к Любке на прием. Не знаю, о чем они говорили, но она так и осталась во дворце моей персональной горничной и никому это место не уступила до самой старости.
Полине Михайловой с моей помощью понравилось проводить химические опыты, и через десять лет она сделалась Ритиной коллегой, заведующей кафедрой алхимии Николаевского университета, но больше всего тяготела к фармакологии. А родила она мне трех прекрасных девочек и парня, своенравного, конечно, но честного и настоящего.
Луиза воспитала двух наших дочерей, но так и осталась хозяйничать на острове Ла Пальма, выкупленном мной полностью. Об Изабель и наших с ней детях у меня еще будет возможность рассказать, но несколько позже.
Что же касается Любки, то что можно говорить о любящей и любимой жене и матери, а кроме того, самой красивой, умной и шикарной правительнице в мире.
Да, с девочками удачно получилось, почти как у царя Никиты в сказке Пушкина:
Царь трудился понемногу,
Кушал, пил, молился Богу
И от разных матерей
Прижил сорок дочерей,
Сорок девушек прелестных,
Сорок ангелов небесных,
Милых сердцем и душой.
Правда, у меня получилось не сорок, а всего лишь десять, чего там греха таить. Но в отличие от Никитиных, мои были без изъянов и имели все, в том числе и самых достойных мужей. Однако все это в будущем, а тогда мы с четой Орликов сидели в моей каюте и решали насущные злободневные вопросы.
– Тебе, Петро, будет особое поручение. Нам нужно заполучить одно чудо-лекарство, которое поможет спасти многих безнадежно раненных и больных. Изготавливают его перуанские знахари народности кальяи
[63]
из плесени, которую растят на кукурузе с какими-то добавками. Проживают эти знахари в Андах, в предгорьях которых мы отыскали селитру, а Слуцкий строит свой городок. В поход и нужно выходить из его городка, но искать гораздо северней, а за сколько километров, даже не ведаю. Это все, что знаю.
– А на каком языке там разговаривают?
– Думаю, что за сто пятьдесят лет они испанский выучили. Возьмешь с собой десяток выносливых воинов, которые могут ходить пешком по резко пересеченной местности, то есть по горам и холмам, а также мастерового Адама Вуйка, которого мы освободили из рабства в Агадире. Я как-то чисто случайно подслушал их разговор, Адам оказался непростым человеком. До того как турки захватили Каменец, он был зельеваром, то есть изготавливал порох. Знал испанский и германский языки, в рудах понимал и по горам ходить умел. Обещай ему богатство и мое искреннее уважение, так и говори. Мне не важно, каким образом ты выполнишь это задание, научишься синтезу лекарства сам, уговоришь специалистов переехать или украдешь их. Я тебя знаю с детства, ты воин хваткий и хозяйственный, сам во всем разберешься. Но хочу, чтобы ты знал: когда все получится, лично тебе отойдет четверть дохода от производства и реализации этих лекарств. Ты даже не представляешь, какие это деньги, хватит на века детям, внукам, правнукам и внукам их правнуков. А еще введу тебя в этом городе в верхний эшелон власти.
– Берусь! Все знают, что то, о чем вы говорите, всегда сбывается. Берусь! Я все сделаю!
– Нисколько в этом не сомневаюсь. Кстати, твоих малых братьев оставлю при себе еще лет на шесть-семь, и если заслужат, введу их в лыцарский корпус.
