Но, как бы там ни было, о прямом воздействии на внешнюю политику какой-либо страны ближайшие двадцать пять лет даже помышлять не буду.
Вот где-то так и крутились мои мысли. Но сможет ли один человек все это поднять?
А почему бы нет? Нужно хорошенько упереться и постараться. Будем считать, что отдохнуть довелось в жизни прошлой, а в этой нужно поработать. Что ж, нам не привыкать, однако главнейшее сейчас – морская школа, и нужно грызть гранит науки.
Учебный процесс был разбит на следующие этапы:
Первый – пять месяцев теории по устройству парусных судов с дополнительными практическими занятиями на верфи.
Второй – до полугода плавания в качестве матроса на одном из фрегатов Императорского флота в составе эскадры. Обычно в Новый Свет и обратно. На данный период всех унтеров замещали офицеры школы, которые, кстати, через каждые три года тоже проходили ротацию и направлялись в действующий флот. За это время каждый курсант должен был сдать зачеты марсового и рулевого матроса, а также артиллериста и абордажира.
Третий – пять месяцев теоретических занятий по морской географии, навигации, лоции, системе связи, а также по военно-морскому искусству, подготовке и ведению морского боя.
Четвертый – двух– или трехмесячное плавание в должности помощника шкипера любого каботажного судна, следующего вдоль берегов метрополии.
Ну, и пятый, последний – торжественное вручение патента военно-морского офицера и грандиозная пьянка.
До этого радостного события мне еще как медному котелку, но в порт Малаги уже вошла Вторая эскадра Императорского флота и через неделю все первогодки должны были отправиться в поход. Сегодня же все шесть групп курса сдавали экзамены своим офицерам-наставникам.
Все эти пять месяцев учебы для меня прошли совершенно легко и без напряжения. Три дня в неделю у нас были теоретические занятия, а следующие три дня – практические.
На теоретических по макетам и схемам изучали устройство судов: особенности корпуса, рангоутов с такелажем и парусное вооружение. На базе этих знаний уже разбирали их типы и характеристики: начиная с не имеющих рангов шхуны и брига, заканчивая линейными кораблями, от фрегата до крупнейшего галеона. А вот практические занятия проводили на верфи.
Лично мне совершенно не нужны были все эти пять месяцев учебы. Теория мной хорошо была усвоена за месяц, месяц же понадобился для изучения теории и практики постройки судов и изготовления парусного вооружения. В отличие от абсолютного большинства курсантов-бездельников, которые только слонялись по верфи наблюдателями, деньков десять неслабо попотел: помогал борта сшивать, сам клей варил и навязался в помощники парусному мастеру. По данному поводу никто надо мной не подшучивал, хотя было немало кривых взглядов. Во-первых, все знали, что я есть состоятельный идальго, и, во-вторых, что могу дать немедленный укорот. Историю моей дуэли в столице не слышал только глухой. И, в-третьих, со всеми курсантами у меня были ровные, товарищеские отношения, а с грандом Фернандо, младшим сыном герцога Арагона, стал дружен, даже дважды приглашал его в свой маленький замок.
Между прочим, статус вольного слушателя – очень серьезная привилегия, ее имели всего четверо курсантов. Нам можно было вообще, кроме среды и субботы, не приходить на занятия, но дураков не было, с нас спрашивали, как со всех, поэтому первые два месяца некоторые дни пришлось даже жить в казарме. А вот последующие три – да, занимался делами собственными.
Из Мадрида мы вернулись без приключений, правда, в Толедо провели два дня. Первый день отдыхали и привечали выздоровевших бойцов, а на второй Изабель что-то нездоровилось, даже лекарку вызывала. Уже стал было переживать, но она рассеяла мои сомнения. Когда появилась, выглядела веселой и вполне здоровой.
– А это так, чисто женские дела, – небрежно махнула рукой, затем крепко прижалась ко мне и прошептала: – Как я счастлива, что ты появился в моей жизни.
На обратном пути она завела разговор о том, что ныне все больше сеньоров освобождаются от своих маленьких удельных армий, оставляют по дюжине кирасир, которые несут чисто охранную службу. Путешествуют же почтовыми поездами, что гораздо быстрее и гораздо безопасней. Раньше, да, соседи частенько друг друга прессовали, поэтому де Гарсиа содержали шесть дюжин кирасир. В оружейной комнате уже много лет пылились пять десятков комплектов лат и оружия, которому Педро постоянно организовывал чистку и смазку. Вот она сейчас и обдумывала: а не продать ли все это, ведь один комплект стоит не менее тридцати дублонов золотом? И не уполовинить ли замковую охрану?
В принципе мысль правильная. Когда-то читал в каком-то источнике, что уже в конце семнадцатого века в Европе никаких мелких междоусобиц среди феодалов не было. Все вопросы регулировались либо нотариально и в судебном порядке, либо на более высоком уровне.
– Думаю, радость моя, что ты права. С людьми поступай, как хочешь, только посоветуйся с Педро. В отношении лат и оружия – не спеши. Вполне возможно, что оно мне понадобится, но если тебе срочно нужны эти шесть тысяч пиастров, то я тебе их хоть сейчас дам.
– Что ты?! Ты даже не представляешь, что ты мне подарил. Ты изменил мою судьбу! Никаких денег от тебя не возьму, а если латы нужны, так я тебе их дарю. – Она погладила мою раненую руку. – И все же, милый, никак не могу понять, откуда у тебя столько денег? Ты выплатил огромное состояние за два феода и, насколько я понимаю, даже сейчас располагаешь суммой не меньшей.
Эх, знала бы ты, дорогая, что я, отправляясь в Мадрид, кроме драгоценностей и акций французской Вест-Индской компании имел при себе около двадцати тысяч серебром наличных и безналичных денег, а вернулся фактически с той же суммой, даже с некоторым прибытком пиастров в восемьсот, так еще не так удивилась бы.
– Изабель, точно так же, как существуют чисто женские дела… Помнишь, ты мне сказала? Точно так же существуют дела чисто мужские, о которых женщинам лучше ничего не знать. Но, чтобы ты чувствовала себя спокойно, скажу так: нашел клад. Нет-нет, не на твоих землях!
Она рассмеялась и ткнула мне в плечо свой кулачишко.
В замке Гарсиа нас встретили как заблудших детей, словно мы не месяц отсутствовали, а как минимум год. Радовалась вся челядь, было видно, что Изабель здесь и вправду любят.
Рядом со свободными от караула кирасирами стоял улыбающийся Иван. Одет он был вполне прилично. Не в хубон, конечно, но из-под жилета и короткого пиджака светло-коричневого цвета выглядывала белоснежная рубашка с большим отложным воротником и широкими манжетами, еще на нем были свободного покроя штаны до колен и широкополая шляпа. На ногах – желтые ботфорты с опущенными голенищами, на широком поясе висели кинжал и самая настоящая турецкая сабля в черных ножнах, отделанных желтым металлом. Рукоять обтянута кожаным шнуром, а крестовина и набалдашник, изготовленный в виде головы сокола, были из точно такого же желтого металла, вероятней всего, позолоченные.
– Ох, Михайло! – Он тискал меня и хлопал по спине. – Как мне надоели эти немцы и это ничегонеделание.
