Не знаю, сколько на это (с учетом доставки в Малагу) уйдет денег, но думаю, от четырехсот до тысячи цехинов улетит. Можно было рассчитываться векселями, но Иван посчитал нужным отправиться с золотом. Тысячу сто золотых монет у меня было, но решил на всякий случай выдать резервный запас. Мало ли что в жизни бывает. Поэтому пришлось сдать Ицхаку и драгоценности, оставшиеся после экса, за которые получил еще шестьсот двадцать золотом. Ну этих-то денег точно хватит.
– Брат, – напутствовал Ивана в дорогу. – Мне рабы не нужны. Внимательно смотри им в глаза. Но и таких, которых через два-три дня придется убить, лишь бы не портили все стадо, тоже не покупай.
– Михайло! Не учи. Мне недивительно, что ты в этом тоже разбираешься, но я старше тебя и лучше понимаю, из кого будет добрый казак, а из кого нет.
– Ладно-ладно. И еще одно, мне неважно, на каком языке они говорят, новой грамоте все равно всех обучать придется, вот и языку обучим. Лишь бы «Отче наш» прочитали правильно. Понятно? Тогда – с Богом! – перекрестил и Ивана, и Антона.
Когда мы обсуждали идею этой поездки и пригласили на разговор Антона, тот удивился:
– А почему ясновельможный пан не хочет набрать местных? И ехать никуда не надо, и в три раза дешевле обойдется. И воспитать можно преданных солдат.
– Считай это, Антон, моей прихотью.
Не мог пока ему поведать свои мысли. Боец он хороший и рассудительный, но пусть еще Иван посмотрит со стороны, если все нормально, тогда приблизим. И кое-чего объясним.
Нет, о пришельце из будущего даже самому ближнему ближнику рассказывать не буду, и о расстановке мировых сил, сложившейся к началу двадцать первого века, тоже никому знать не следует.
После того как Он меня сюда отправил, ничего подобного уже не случится. Не сможет теперь усилиться ни Европа в общем, ни Британия, например, в частности. Да и страны США как таковой теперь никогда не возникнет. А еще нужно успеть лет за двадцать пять подняться… Нет, подняться нужно именно за двадцать пять лет, вот тогда и будет возможность стать подошвой своего ботфорта на некие ключевые точки этого мира и во всеуслышание заявить о себе.
Однако прихватизировать и удержать пятую часть мировых ресурсов, даже имея мощную военно-промышленную машину, без серьезного политического и идеологического базиса невозможно. А на чем у нас ныне зиждется идеология? Правильно, на религии. Поэтому, Антон, тебе, как пока что униату, совершенно не понять, почему мне нужны ближники, целовавшие православный крест. Именно так, а не иначе. Только так мое прогрессорство не улетит коту под хвост, а мои земли лет через пятьдесят не распылятся между европейскими монаршими домами.
Чем это кончится для земли моих предков? Да ничем хорошим. Как плодила она рабов, безъязыких «одобрямсов» и жаждущих корыта нигилистов в той жизни, так и в этой плодить будет. И тогда опять не избежит ни ГУЛАГов, ни бухенвальдов.
Это не значит, что в моей стране не будут жить люди других вероисповеданий. Пусть живут много и долго. Потом. После того, как у меня будет создана доминанта государственной православной религии. Не потому, что являюсь таким строгим радетелем веры, нет, к любой религии всегда относился нормально и терпимо. В той жизни так сложилось, что даже Рождество приходилось праздновать дважды, и по православному, и по католическому обряду. Думаю, Он на меня за это признание не обидится, ибо и так все знает.
В общем, не дав возможности моим вероятным оппонентам получить будущие материальные преференции в виде неизвестных пока земель, ослабив их идеологически и создав мощный военно-политический противовес, можно будет говорить о кардинальном изменении мирового порядка, но главное – о необратимости этих изменений.
Теперь – политика.
Дерьмократии, когда при внутриклановых играх в поддавки краплеными картами разыгрывается банк созданных нацией богатств, однозначно не будет. Не будет доступного корыта, значит, и не будет радостно кивающих и аплодирующих болванчиков, ложными документами доказывающих, что вместе с ними бурно аплодирует весь народ.
Только абсолютная монархия с сословным делением общества. Да, дворяне будут. Это будут те люди, которые на всех уровнях понесут мешки, наполненные ответственностью. Но только монарх будет иметь наследственное право, дети же наши, кроме моего наследника, станут доказывать свою нужность государству. Только трудолюбие и профессионализм возвысят и позволят стать кем-то, и никак иначе.
Считаю, что внутренняя политика должна быть социально направленной на человека труда, ребенка, кормящую мать и инвалида. Все. Здоровый и неимущий бездельник должен находиться вне закона и жить как минимум в шахте. Нельзя ему бродить по улицам и смущать неокрепшее сознание подрастающего поколения.
Внешняя же политика будет иметь славянофильскую направленность. Нет, не собираюсь по отношению к прочим народам вести политику национал-шовинизма, но и братьев славян учить жить не хочу и не буду, только помогать на взаимовыгодной основе. Решит, например, подросший и возмужавший Петр Первый, что общественно-политический строй его государства в том виде, в котором оно существует, ему более экономически выгоден, ну и пусть. Мы и так ему дали бы много дефицитной меди и серебра, помогли бы кораблями и технологиями. Теперь же, к взаимному удовлетворению, обменяем все это на молодых рабов. Ведь мне ой как надо будет разбавить свое население бледнолицыми православными!
Честно говоря, изначально ела меня червоточинкой мыслишка: а нужно ли все эти проекты воплощать в жизнь? Не проще ли перебраться с командой куда-нибудь на остров Фиджи и жить там корольком-пузом-кверху в свое удовольствие, завести гарем шоколадных аборигенок и курить бамбук?
Это молодой организм так смущал мою душу. Но в конце концов определился раз и навсегда, прогнал червь сомнения, ведь одну жизнь уже повидал. А владея исключительно революционными знаниями для этого времени, решил прожить более интересно. И если уж придется умереть, так пусть это случится в бою, а не от тоски.
Первое время размышлял об этом ежедневно, так и сохли мозги, рассчитывая тот или иной шаг моего будущего бытия. Утопичны эти планы или нет, не знаю, но дорогу осилит идущий. А жизнь поправит.
К концу ноября зарядили беспрерывные дожди, но мои крестьяне успели вовремя отсеяться, а строители выполнили все наружные работы. На холме стояла ветряная мельница, а староста, невысокий и с хитроватым выражением лица, привел своего старшего сына – утверждать мельником, где-то он его все-таки обучил. Перед замком, справа от моста, разливалось озеро, воды уже набралось до половины. Церковь, крестьянские подворья и замок были отремонтированы, а внутри донжона велись отделочные работы.
И вот перед самым Рождеством наконец завезли и расставили мебель, на новые полы расстелили ковровые дорожки, а остекленные окна украсили тюлем и портьерами.
Все эти дни заниматься ранее запланированными мероприятиями не было никакой возможности. Иван, восстановив и хорошо оборудовав кузницу, вместе с подмастерьем Андресом фактически пахал на хозяйства деревень и ковал разные изделия по заказам строителей, при этом извел до трех тысяч фунтов кричного железа.
