Я успеваю разглядеть отвесный горный склон с чёрной дырой выхода. Потом взлетаю ещё выше и, описав параболу в воздухе, начинаю снижаться. Меня опять кувыркает. Теперь подо мной плотный зелёный ковёр…
Да это же лес! И падать до него не меньше километра!
Тудыть налево…
Похоже, я прокололся.
Доверился путаным легендам… А объяснение – простое, как мычание. У этого Иб-Хебу наверняка был парашют. Вынесло его через туннель, а дальше он дёрнул за кольцо. И без проблем…
Проблемы будут у меня. Точнее, одна. Но большая. Её поверхность становится ближе с каждой мгновеньем!
Вот и всё…
Чужая планета примет не хуже родной.
Хорошо, что Дима за мной не прыгнул. Там, наверху, выждал хоть какого знака об удачном приземлении. И не дождался.
Теперь его рассудительность – последний шанс для уцелевших…
Вершины огромных деревьев уже совсем близко.
Прощай, Илга! Прощайте, ребята!
Мысли обрывает чей-то вопль за спиной.
Птица? Но она так странно кричит… И ругается матом?
Я рывком меняю положение тела. Теперь могу оглянуться. И различить над собой крохотную фигурку. Подробностей не видать. Зато звуки почему-то доходят лучше:
– Лёха! А ты памперсы надел?
– На фига?
– Могут пригодиться!
Балбес. А я так верил в его трезвый ум!
Остались считаные секунды…
Уже удаётся разглядеть листву на ветках. Мы мчимся над лесом со скоростью «кукурузника». Были бы крылья – запросто спланировали… Но крыльев нет.
Снижаемся по дуге. Медленнее, чем при свободном падении. Но вполне достаточно, чтоб вдребезги разбиться.
– Лёха! А ты знаешь, кто сожрал ту тушёнку из вещмешка?
– Хочешь признаться напоследок?
– Хочу признаться, что её сожрал Лубенчиков!
Я улыбаюсь:
– Врёшь!
– И вообще она была невкусная. Даже не знаю, как ему удалось слопать целую банку…
Хруст веток. Листва хлещет по лицу. Я пронзаю кроны, каким-то чудом минуя толстые сучья. И вылетаю на простор – туда, где матово блестит, отражая вечернее небо, гладь реки.
Спустя мгновенья я разбиваю эту гладь. С головой ухожу в ледяную купель.
Сердце замирает.
Останавливается на целую вечность. Или на пару секунд…
Я погружаюсь в гулкий, мутноватый сумрак.
Потом руки и ноги начинают двигаться – сами собой, без участия разума. И выталкивают меня на поверхность.
Опьяняюще сладкий врывается в лёгкие кислород.
Я трясу головой, отфыркиваясь. Соображать ещё трудно. Но я успеваю различить громкий плеск. Где-то рядом?
Полминуты спустя из взбудораженной реки возникает ошалелая физиономия Капустина.
Мы вяло бултыхаемся, как снулые рыбы.
Вода уже не кажется обжигающей. Прохладно, но терпимо…
Тупая боль тревожит колено. Вероятно, последствия падения. Но всё остальное, косточки, сухожилия, мышцы… А главное, башка – пока с трудом, но фурычит!
– Плывём туда! – кивком указываю в сторону дальнего берега. Мой голос – сиплый и незнакомый, но общая диспозиция уже прояснилась в памяти. Я видел это оттуда, когда мы лежали над обрывом. Гробница – где-то за лесом, по тот бок реки…
В этом месте она довольно широкая.
Ничего, осилим…
– Лёха! – доносится сзади.
Что ещё?
Я оборачиваюсь и вижу, что Капустин болтается на прежнем месте.
В несколько гребков я возвращаюсь. Тревожно уточняю:
– Ты чего? Не можешь плыть?
– Нам не туда!
– Роща и Гробница на той стороне. Фэй-Тун будет ждать, когда стемнеет…
– Подождёт, – хрипло бормочет Дима.
– Форсировать реку лучше здесь, – терпеливо уточняю я.
– Да, – хмуро кивает он. – Но когда мы летели… Разве ты не заметил?
Его что, контузило?
– Само собой – летел и любовался пейзажем!
– Значит, не разглядел…
Повернули назад, к ближнему берегу. Выбрались на песчаный пляж и нырнули за кусты под раскидистое дерево. Теперь ни с воздуха, ни с реки нас не заметят.
Торопливо скинули и отжали мокрую одежду.
Путаясь в рукавах и штанинах, опять её натянули.
Мы оба дрожали от холода. Здесь наверняка теплее, чем горах. Только мы этого не чувствовали. Солнце уже скрылось. И, вероятно, как везде в пустынях, атмосфера начала быстро остывать. Конечно, тут не барханы. По местным понятиям – вообще райский сад. Но климат – всё равно резко континентальный.
– Ты сможешь вспомнить направление?
– Приблизительно, – качнул головой Дима. – Тут недалеко. Это ведь было уже на излёте, скорость упала…
– Скорость снизилась, когда мы проломили кроны!
– Нет. Мы точно замедлились.
В голове у него замедлилось! Так иногда бывает. Особенно если доходишь до предела, до крайней точки… Рассказывают, в Афгане один солдат ухитрился видеть, как снаряд упал рядом и потихоньку стал разлетаться осколками.
Дима моргнул:
– Тут хватает фокусов с гравитацией… Сам туннель – один из них. Если он – искусственный, его создатели могли позаботиться о безопасности пассажиров.
– Ага, – я скривился, щупая ушибленное колено.
Хорошенькая безопасность!
Хотя… Доля истины в его словах была.
Мы долго брели через лес.
Я топал вслед за Димой. С каждой минутой проникаясь сомнением.
Острым зрением Капустин не отличался. И, вообще, тяжело различить детали с такого расстояния. Тем более, когда видишь объект считаные секунды…
Под ногами влажно зачавкало.
Мы вышли в поросшую тростником низину.
Небо ещё горело отсветами заката, а тут уже царили густые сумерки.
Чёрт, скоро опустится тьма, а мы до сих пор движемся в противоположную от Гробницы сторону!
– Долго ещё? – буркнул я без особой надежды.
– Не знаю, – выдавил Капустин.
– В смысле?
– Кажется… я заблудился.
Разумеется. Тут и днём-то не особо сориентируешься, а уж в сумерках…
Мы присели на поваленное дерево.
– Сейчас бы что-нибудь сожрать, – флегматично сказал Дима.
И правда – в желудке колыхалась первозданная пустота. Кусок чёрствой лепёшки, щедро выделенный Фэй-Туном, ничуть её не заполнил. Только раздразнил…
