Угу. А ещё он – тот «гений», который упрятал Око Зари в самом недоступном в Галактике месте. Настолько недоступном, что теперь даже ему не под силу выцарапать артефакт назад…
Наши взгляды встречаются. И я отвожу глаза.
Дима краснеет и бледнеет. Кажется, он вспомнил ту нашу первую встречу с «юным» хахиром…
Понятно, почему в Храме не ведали о таком послушнике. Они же не поднимали списки двухсотлетней давности…
Ваське наши терзания до лампочки. Он внимательно смотрит на Хранителя и с армейской прямотой уточняет:
– А что это за муйня – Око Зари? И чем оно нам поможет?
Глава 13
От начала рода людского преследуют его две вещи – неизвестность и темнота. И хуже всего, когда эти понятия объединяются. Когда тёмным зрачком таращится в тебя что-то…
А ты… Ты строишь самые дикие догадки. Вспоминаешь кошмарные россказни Нух-Бода. Сидишь на каменном полу и ёжишься от самых поганых предчувствий.
Только одно согревает.
Мысль о том, что есть люди, которые в тебя верят.
Конечно, этого маловато.
Но достаточно, чтобы, пряча потные ладони, ты ободряюще улыбнулся красивой, заплаканной девушке…
– Пора, – сказал я.
– Да, – кивнул Васька.
Но ещё несколько секунд мы отдыхали на полу. Дима что-то насвистывал.
Остальные в этой комнате молчали. Они нас не торопили.
Только мы сами уже знали – пришло время.
Васька кашлянул и первым встал, отряхивая штаны от воображаемой пыли. Следом поднялись мы с Димой.
Замерли посреди комнаты.
Тьма впереди терпеливо ждала.
А слева, из-за колышущейся матовой завесы, прилетали ароматы трав. Тех, что росли у подножия Пирамиды.
Они тоже чужие для нас – эти пряные ароматы и высокая неземная трава.
Только отчего-то ясно встают перед глазами её высокие жёсткие стебли. Так невыносимо хочется упасть в их объятия. И лежать, запрокинув голову в прозрачно голубое небо…
Но мы делаем шаг вперёд.
Васька оборачивается у порога темноты:
– Да здравствует Императрица! Если не вернусь – считайте меня легитимистом. И крутым перцем! – Задумывается на секунду и добавляет: – А фиг с ним, чего откладывать? Можете считать прямо сейчас… Потому что я вернусь!
Он прав.
Мы вернёмся. Обязательно. Ведь от нас зависит судьба не только двух девчонок, хоббита и умирающего хахира.
Вернёмся – потому, что иначе и быть не может!
– Взялись за руки, – командую я.
Наши ладони смыкаются.
И мы делаем последний шаг – прямо во тьму.
От резкого холода перехватывает дыхание. Сердце отзывается гулкими ударами, вздрагивает и цепенеет.
Какие-то искры пролетают перед глазами. А вокруг царит безмолвие. Вечное, вселенское…
Я что, уже умер?
Но до сих пор чувствую ладони товарищей.
Хотя вижу только ослепительную черноту…
А теперь не вижу. Не чувствую…
Холод. Пустота…
Ничего не остаётся.
У меня больше нет тела. Только сознание безмолвно кричит на всю Галактику:
«Я – Лёха!»
И Галактика отзывается шквалом огня. Протуберанцами плазмы в миллион градусов…
Тело возвращается. Лишь для того, чтоб я мог испытать боль. И сгореть без остатка, развеяться на молекулы… атомы… протоны.
Я – облако элементарных частиц. Физически чувствую, как долбит сквозь меня гамма-излучение квазаров – словно мириады невидимых, раскалённых иголок…
Теперь и правда умираю…
Рассеиваюсь в вакууме.
Хотя напоследок успеваю узнать тайну рождения Вселенной, ощутить, как закручиваются спирали Млечного Пути. И понять, что всё это мне на фиг не надо!
Сквозь хаос огня и боли долетает чья-то мысль:
«Всё равно в московской ментовке было хуже! А-а-а!!!»
По интонациям я узнаю Ваську.
А спустя миг вываливаюсь куда-то в блаженную, сказочную прохладу…
Кожу покалывало, мышцы гудели.
У меня опять есть тело!
Только в глазах – до сих пор темно…
Я попробовал пошевелиться. Это получилось!
Подо мной было что-то мягкое… И влажное?
Я сел.
В глазах начало светлеть. Но пока мало что разберёшь… Вслепую я ощупал ладонями то, на чём сидел. И понял, что это трава.
Росистая мягкая трава!
Куда ж это меня зашвырнуло?! Неужели опять в Долину?
Я протёр глаза. Моргнул и наконец-то смог различить вокруг очертания деревьев в предрассветных сумерках.
Так и есть!
Ульфакские куцелопы!
Неужели у нас ничего не вышло?
Фэй-Тун слишком мало рассказал о том, куда мы должны перенестись. Но я и сам могу представить, что за поганое то место – откуда редко кто возвращается!
А здесь…
Здесь тихо, прохладно. И щебечут какие-то мелкие пичужки.
Кто-то застонал.
Я повернул голову и обнаружил Ваську.
Чуть в сторонке отдыхал Дима. Он вяло поинтересовался:
– Ну что, всё закончилось? Или будет продолжение?
– Тебе понравилось? – хмыкнул Васька.
– Не знаю. Ещё не распробовал…
– Мазохист!
Они продолжали болтать заплетающимися языками. А я встал, пошатываясь. Мне было муторно. И стыдно.
Помню, с какой надеждой смотрела Лаг-Ни.
Там, в Пирамиде, нас до сих пор ждут. И верят…
А мы, как полные лузеры, опять вывалились в Долину. Вестники самозваные! Джедаи-недоучки…
– Ну, хватит! – рявкнул я, обрывая нелепую болтовню товарищей. – Вы что, не понимаете…
Слова застряли у меня в горле.
Я моргнул.
Но видение не исчезало. Оно было потрясающе реальным.
Как заворожённый, я шагнул к кустам, наклонился и поднял тёмную бутылку с этикеткой «Оболонь светлое».
– Что за?.. – удивился Васька. И онемел.
Он изучал бутылку целую минуту – молча, сосредоточенно. Вертел в руках, щупал. Читал этикетку внимательно, словно разведчик, получивший шифровку с Родины.
В конце концов вылил себе на ладонь пару капель оставшейся внутри жидкости. Принюхался и объявил тоном эксперта: