Ее старая неприязнь к Фуше, так хладнокровно эксплуатировавшего ее, когда она была всего лишь искавшей убежище беглянкой, услужливо соблазняла ее раскрыть Наполеону тайные махинации его драгоценного министра полиции.
– Я думаю, – с серьезным видом сказал Аркадиус, – что вы были бы не правы. Конечно, я понимаю, как неприятно вам узнать, что министр Императора так преступает его установления, но согласие с Англией было бы лучшим событием, которое могла бы ждать Франция. Континентальная блокада явилась причиной многих неприятностей: испанская война, взятие под стражу папы, непрерывный набор в войска для охраны бесконечных границ.
На этот раз Марианна ничего не ответила. Присущая Аркадиусу невероятная способность всегда быть превосходно осведомленным обо всем не переставала ее удивлять. Однако на этот раз ей показалось, что он хватил через край. Чтобы настолько быть в курсе тайных государственных дел, он должен их касаться. Не в силах молчать, она спросила:
– Скажите правду, Аркадиус. Вы… вы тоже агент Фуше, не так ли?
Виконт от всего сердца рассмеялся, но Марианна все-таки заметила в этом смехе некоторую принужденность.
– Моя дорогая, да ведь вся Франция в распоряжении министра полиции: вы, я, наш друг Фортюнэ, императрица Жозефина…
– Не шутите. Ответьте мне откровенно.
Аркадиус перестал смеяться, подошел к молодой женщине и ласково потрепал ее по щеке.
– Дорогое дитя, – сказал он нежно, – я ничей агент, кроме самого себя… и еще Императора и вас. Но если мне надо что-то узнать, поверьте, я знаю, как это сделать. И вы не представляете себе, сколько людей уже вовлечено в это дело. Готов поклясться, что, например, ваш друг Талейран знает о нем.
– Хорошо, – огорченно вздохнула молодая женщина. – В таком случае что я могу сделать, чтобы защитить себя от лорда Кранмера, если он так неприступен?
– В данный момент ничего, я уже сказал: заплатить.
– Но я никогда не смогу достать за три дня пятьдесят тысяч ливров.
– А сколько у вас есть в наличии?
– Несколько сот ливров, не считая этих двадцати тысяч. Конечно, у меня есть… подаренные Императором драгоценности.
– Об этом и не думайте. Он не простит, если вы их продадите или хотя бы заложите. Лучше было бы попросить у него недостающую сумму. А для повседневных расходов вы можете получить достаточно от концертов, которые вам предлагают дать.
– Я ни за что не попрошу у него денег, – оборвала его Марианна так решительно, что Жоливаль больше не настаивал.
– В таком случае, – вздохнул он, – я вижу только одну возможность…
– Какую?
– Пойти надеть одно из самых красивых ваших платьев, тогда как я натяну фрак. Мадам Гамелен принимает сегодня вечером, а вы приглашены, как мне кажется.
– У меня нет ни малейшего желания идти туда.
– Однако вы пойдете, если хотите достать деньги. У очаровательной Фортюнэ мы, безусловно, встретим ее нового возлюбленного, банкира Уврара. А кроме казны Императора, я не вижу более благоприятного места, чтобы достать деньги, чем касса банкира. Этот же очень чувствителен к женской красоте. Может быть, он согласится одолжить вам требующуюся сумму, и вы вернете ее после… очередной щедрости Императора, которая не замедлит последовать.
Проект Аркадиуса не особенно прельщал Марианну, ибо ей претила сама мысль использовать свое очарование перед человеком, который ей не нравился, но ее утешало сознание, что Фортюнэ будет присутствовать при этом, чтобы засвидетельствовать сделку. К тому же у нее не было выбора! Она послушно вышла из комнаты, чтобы надеть вечернее платье.
Марианна никогда не подумала бы, что дорога от Лилльской до Тур-д'Овернь может занять столько времени. Улицы были буквально забиты людьми. По залитому огнем иллюминации и гигантских фейерверков Парижу карета едва двигалась. Да и то не без возмущения толпы. Этой ночью улицы и площади принадлежали ей, и кареты действительно встречались редко.
– Нам лучше пойти пешком, – заметил Жоливаль, – пешком мы быстрее доберемся.
– Но это очень далеко, – возразила Марианна. – Мы придем туда завтра утром.
– А я не уверен, что нас не ожидает то же самое в карете!
Но тут красота представления, которое предложил Париж, невольно захватила их… Мост Согласия превратился в огненный проспект благодаря восьмидесяти украшенным разноцветными фонариками колоннам со сверкающими звездами, соединенными цепями с горящими жирандолями. Строительные леса дворца Законодательного Корпуса скрылись под аллегорической картиной с изображением императорской четы в храме Гименея, увенчиваемой богиней мира зеленым лавровым венком. Все деревья Елисейских Полей украшала иллюминация, и цепочки огней бежали на всей протяженности аллей. Величественные здания были освещены, как днем, что позволило Гракху, пересекая площадь Согласия, избежать столкновения с многочисленными пьяными, переусердствовавшими у винных фонтанов. На улице Сент-Оноре стало спокойней, но, приблизившись к Государственному Совету, где проходил свадебный ужин, пришлось довольно долго постоять.
Именно в это время императорская чета появилась на балконе, сопровождаемая австрийским канцлером, князем Меттернихом. Захваченный неистовым энтузиазмом толпы, он прокричал, подняв бокал с шампанским:
– Я пью за Римского Короля!
– Римский Король? – раздраженно спросила Марианна. – Кто это еще?
Аркадиус рассмеялся:
– Дорогая невежда! А Сенатский Совет от 17 февраля этого года? Это титул, который будет носить сын Императора. Признайте, что как министр бывшей Римско-Германской Империи, Меттерних дает убедительное доказательство широты своих взглядов.
– Особенно он дает доказательство полного отсутствия такта! Забавный способ напомнить этой юной дурехе, что ее взяли в жены только ради детей, которых она способна произвести. Постарайтесь, однако, пробиться вперед, друг мой. Иначе мы никогда не доберемся до мадам Гамелен!
Жоливаль усмехнулся про себя, подумав, что «юная дуреха» была все же на год старше Марианны, однако воздержался от всяких комментариев, ибо новая встреча с «молодоженами» не явилась успокоительным бальзамом для нервничавшей Марианны. Он грозно приказал юному кучеру «гнать во весь опор». Гракх не менее важно ответил, что быстрей ехать невозможно, разве что по головам людей, и продолжал потихоньку пробиваться к бульварам, где им путь преградило новое развлечение: герольды в пестрых костюмах пригоршнями бросали в толпу памятные медали, посвященные великому событию. Дальнейшее продвижение стало невозможным. Толпа сгрудилась вокруг лошадей герольдов, стараясь схватить медали, и карета Марианны оказалась в центре невероятной свалки, над которой взлетали шляпы, шарфы, трости, колпаки и другие предметы.
– Это никогда не кончится, – теряя терпение, бросила Марианна. – А мы не так уж далеко! Я предпочитаю продолжить путь пешком.
