– Не над чем смеяться! – сказала Марианна. – Просто я пережила худший день в моей жизни, после свадебного дня, разумеется! Я… я так перенервничала и… так несчастна!
Голос ее сломался. Слезы потекли градом… Фортюнэ сейчас же прекратила смех и обняла подругу, окутав ее густым ароматом розы.
– Так ты плачешь? А я еще подшучиваю! Моя бедная маленькая кошечка, прошу прощения! Говори скорей, что с тобой произошло, но сначала сбрось эти лохмотья! Я сейчас дам тебе что-нибудь.
Говоря это, она мгновенно расстегнула изорванное платье, но внезапно остановилась и, вскрикнув, указала пальцем на темное пятно на смятом корсаже.
– Кровь!.. Ты ранена?
– По-моему, нет, – удивилась Марианна. – Даже не могу себе представить, откуда она. Хотя…
Она вдруг вспомнила стон и крик боли нападавшего на нее и замеченную странность в его одежде: накинутый плащ, расстегнутую рубашку. Очевидно, он был ранен.
– Хотя… что?
– Ничего. Это не имеет значения! О, Фортюнэ, ты обязательно должна помочь мне, иначе я погибла.
Короткими фразами, отрывистыми из-за нервозности, но, по мере того как она рассказывала, становившимися более спокойными, Марианна описала этот ужасный день: требования Франсиса, его угрозы, похищение Аделаиды и невозможность в ее положении достать за сорок восемь часов тридцать тысяч ливров, не продавая все ее драгоценности.
– Десять тысяч я могу тебе дать, – успокаивающим тоном сказала м-м Гамелен. – Что же касается остальных…
Она остановилась в нерешительности, полуприкрытыми глазами разглядывая свою подругу в зеркале. Пока Марианна говорила, она полностью раздела ее, затем с помощью большой губки и флакона одеколона энергично растерла молодую женщину, чтобы ободрить ее.
– Что касается остальных? – переспросила Марианна, ибо Фортюнэ продолжала хранить молчание.
М-м Гамелен задумчиво улыбнулась, взяла большую пуховку и стала осторожно пудрить плечи и грудь своей подопечной.
– С таким телом, как твое, – безмятежно начала она, – найти их не составит труда. Я знаю с десяток мужчин, которые дадут тебе столько за одну-единственную ночь.
– Фортюнэ! – задохнувшись от негодования, крикнула Марианна.
Она инстинктивно попятилась и покраснела до корней волос. Но это возмущение не отразилось на невозмутимом спокойствии креолки. Она рассмеялась.
– Я всегда забываю, что ты считаешь себя женщиной единственной любви и упорно стараешься остаться униженно верной человеку, который сейчас изо всех сил старается сделать беременной другую. Когда же ты поймешь, юная глупышка, что тело – это только превосходный инструмент для наслаждения и оставлять его, подобно твоему, так трагически незанятым, – преступление против природы! Слушай, это как если бы тот гениальный верзила Паганини, которого я слышала в Милане, решил засунуть свою знаменитую «Гварнери» в чулан под старые газеты и не извлекать из нее ни единого звука долгие годы. Это было бы так же глупо!
– Глупо или нет, но я не хочу продавать себя! – с силой заявила Марианна.
Фортюнэ повела своими красивыми круглыми плечами.
– Самое тягостное у вашего брата аристократа это то, что вы считаете своим долгом всегда употреблять громкие слова для самых простых вещей. Ладно, я посмотрю, что смогу сделать для тебя.
Она достала очаровательное платье из белого шелка с аппликациями в виде ярких экзотических цветов.
– Оденься, юная весталка, хранительница священного огня любовной верности, а я тем временем посмотрю, не смогу ли я представить себя на твоем месте.
– Что ты хочешь делать? – спросила встревоженная Марианна.
– Успокойся, я не собираюсь продавать себя даже за высокую цену. Я только попрошу милейшего Уврара, чтобы он ссудил нам недостающие двадцать тысяч ливров. Он неприлично богат, и я смею надеяться, что он ни в чем мне не откажет. Ведь он из низов. К тому же его взаимоотношения с Его Величеством оставляют желать лучшего, и он, безусловно, будет в восторге, оказав услугу столь близкой к Императору особе. Располагайся, отдыхай. По дороге я прикажу Жонасу принести тебе шампанского.
– Ты ангел! – от души воскликнула Марианна.
Она послала воздушный поцелуй исчезавшей в облаке золотистого тюля сумасбродной молодой женщине. Затем она поспешила надеть платье Фортюнэ, опасаясь, как бы Жонас не застал ее в костюме Евы, после чего, взяв на туалетном столике гребень из слоновой кости и серебряную щетку, стала приводить в порядок свою прическу. Чудесное умиротворение охватило ее наконец после тоски и тревог последних часов. Фортюнэ продемонстрировала свою независимость от строгих канонов морали, жизненную силу, человеческое тепло, способное отогреть самые застывшие души. Прекрасная креолка принадлежала к тем не знающим сложностей созданиям, которые умели только давать, никогда не требуя взамен. Она была естественной, как сама вселенная! Она дарила с одинаковой щедростью свою помощь, время, деньги, свое сердце и сострадание и не понимала, почему она должна делать исключение для такой естественной вещи, как ее благородное тело. Она не принадлежала к тем, кто под предлогом добродетели проявляет к мужчине холодную жестокость, толкая его на самоубийство. Из-за Фортюнэ никто никогда не кончал жизнь самоубийством. Она не могла вынести зрелища чьего-либо страдания, особенно если для утешения этого страдания нужно было подарить несколько часов любви. И ей удавалось всякий раз, когда любовь кончалась, превращать своих любовников, даже самых ветреных, в верных, готовых на все друзей. Сейчас, во всяком случае, Марианна была уверена, что она использует все очарование своей внешности и ума, чтобы получить от своего богатого покровителя большую сумму, в которой так нуждалась ее подруга.
Улыбаясь про себя при мысли об этой дружбе, Марианна продолжала укладку короной заплетенных в косы волос, когда дверь стукнула. Думая, что это Жонас с обещанным шампанским, она не обернулась.
– Я не знаю… кто вы, – раздался в глубине комнаты хриплый, задыхающийся голос, – но… из сострадания… найдите мадам Гамелен!
Марианна вздрогнула и на мгновение замерла с руками вокруг головы, затем, с ощущением, что она уже слышала этот голос, обернулась.
Опершись о закрытую створку двери, очень бледный мужчина явно боролся с беспамятством. Закрыв глаза и сжав рот, он с трудом дышал, но застывшая от изумления Марианна даже не подумала оказать ему помощь. У новоприбывшего под наброшенным черным плащом виднелась белая рубаха, облегающие синие панталоны и венгерские сапоги. У него были темные вьющиеся волосы… и лицо, которое молодая женщина с испугом узнала. Перед нею стоял ее обидчик с улицы Серутти…
Марианна не ошиблась, считая, что этот мужчина ранен. Объяснением следов крови на ее платье стало расплывшееся красное пятно на его рубашке у левого плеча, а незнакомец тем временем без сознания рухнул на устилавший пол ковер.
Оцепенев, она смотрела, как он падает, не зная, как ей быть, когда за дверью послышался голос Жонаса:
