– Ты напрасно довела себя до такого состояния. Если он пятнадцать дней оставался взаперти с тобой, он, безусловно, больше нуждается в отдыхе и сне, чем в страсти. Кроме того, он человек выздоравливающий! Пусть он возвращается к своей итальянке. Если он живет с нею, у нее в доме невольно все должно подчиняться некоему брачному статусу, так что по сути дела ты находишься в лучшем положении. Предоставь ей все радости домашнего хозяйства.
– Домашнего хозяйства? С ним? Сразу видно, что ты с ним незнакома! Знаешь, чего он допытывался у меня?
Марианна сделала отрицательный знак. Пусть Фортюнэ продолжает считать, что она действительно совершенно не знает Фурнье.
– Он спрашивал у меня твой адрес, – торжествующе бросила та.
– Мой адрес? Для чего?
– Чтобы нанести тебе визит. Он думает, что с твоим «гигантским влиянием» на Императора ты без труда сможешь устроить его восстановление в армии. И в этом он совершает большую ошибку.
– Почему?
– Потому, что Наполеон и так достаточно ненавидит его, а тут еще возникает вопрос о его взаимоотношениях с тобой.
Несомненно, она права. Впрочем, Марианна не имела никакого желания снова увидеть пылкого генерала с его наглым взглядом и слишком проворными руками. То, что он собирался просить ее помощи, было уж слишком, учитывая обстоятельства, при которых они познакомились. И затем, довольно с нее уже этих мужчин, постоянно пытающихся что-нибудь выпросить у нее, но ничего не дающих взамен… Поэтому в голосе появилась необычайная сухость, когда она заявила:
– Я сожалею, говоря тебе это, Фортюнэ, но твой гусар никогда меня не интересовал. К тому же один Бог знает, когда я снова увижу Императора.
– Браво! – одобрила Фортюнэ. – Пусть мои нежные друзья сами выпутываются, ведь они не могут похвалиться, что ты им чем-то обязана?
Марианна нахмурила брови.
– Что ты хочешь сказать?
– То, что я знаю, как подло вел себя Уврар по отношению к тебе. Что поделаешь! У Жонаса весьма тонкий слух, и он обожает подслушивать…
– О! – лицо Марианны запылало. – Ты знаешь? И, конечно, сказала кое-что Уврару?
– Пока ничего! Пусть он немного подождет. Я сумею, будь покойна, отомстить за нас обеих, пока не поздно. А за тебя я готова броситься и в огонь, если понадобится. Тебе стоит только сказать! Я твоя телом и душой! А деньги тебе по-прежнему нужны?
– Больше нет. Все в порядке.
– Император?
– Император, – подтвердила Марианна не без стыда за эту новую ложь, но она не хотела рассказывать Фортюнэ о своей встрече с кардиналом и о том, что затем последовало.
Она не имела права говорить о своем невыносимом положении, о будущем ребенке, о вынужденном браке, и, в сущности, так было лучше. Фортюнэ, набожность которой отдавала суеверием и язычеством, не поняла бы ее. Беззаботная и бесстыдная миниатюрная креолка не постеснялась бы выставить на обозрение целую армию незаконных плодов ее многочисленных страстей, если бы природа не создала ее такой ловкой в любви. Марианна знала, что она изо всех сил воспротивится проекту кардинала, а относительно того, что она посоветует своей подруге, догадаться нетрудно: сообщить Наполеону о грядущем материнстве, позволить ему выдать ее замуж за первого попавшегося недотепу… и затем утешаться с кем попало. Но Марианна не хотела даже ради спасения своей чести и чести ребенка вложить свою руку в руку недостойного корыстолюбца. Язон был чист в этом отношении, и она достаточно хорошо знала крестного, чтобы не сомневаться, что избранный им мужчина возьмет ее в жены не по расчету: ей не придется презирать ни его, ни себя… Да, с какой стороны ни посмотри, получается, что лучше ни о чем не говорить ее подруге. Будет время позже… или, по крайней мере, когда появится Язон, если он вообще появится…
Погрузившись в такие близкие ее сердцу печальные думы, Марианна не обращала внимания ни на слишком затянувшееся молчание, ни на то внимание, с которым подруга рассматривала ее. И вдруг совершенно спокойно Фортюнэ спросила:
– У тебя неприятности? Твой муж?
– Он? Его арестовали, – с коротким смешком сказала Марианна, – но через три дня он благополучно сбежал.
– Сбежал? Откуда?
– Из… из Венсенна!
– Из Венсенна? Но это невозможно! – категорическим тоном воскликнула Фортюнэ. – Из Венсенна не убегают! Если это произошло, значит, ему помогли. И надо быть дьявольски влиятельным, чтобы добиться такого. Что ты думаешь по этому поводу?
– Да… ничего.
– Уж будто! Я знаю, что ты думаешь, потому что сама думаю так. Никто не слышал об этом побеге, и я могу поспорить, что Император тоже не знает… как он, впрочем, не знал и об аресте. Ладно, назови мне того, кто достаточно силен, чтобы устроить побег из Венсенна английскому шпиону так, чтобы никто об этом не знал и даже газетчики не пронюхали.
– Но есть же наконец тюремщики, канцелярия.
– Поверь, если мы придем в тюрьму, мы найдем там только наивных добряков и самое убедительное запирательство: никто не поймет, о чем мы говорим. Нет, по-моему, дело закончено, но чего я не могу понять – это причину, побудившую Фуше выпустить врага…
– Ты еще не все знаешь…
Марианна торопливо описала разыгравшуюся в Музее восковых фигур сцену и пересказала ужасное сообщение Блэка Фиша. Фортюнэ слушала с заметным волнением и в конце тяжко вздохнула:
– Какая гнусность! Единственное, на что я надеюсь, чтобы оправдать Фуше, это то, что он не знал всего этого.
– Как он мог не знать? Ты считаешь, что Блэк Фиш скрыл от него все?
– Нельзя утверждать, что он видел министра после ареста англичанина. Фуше мог быть в Компьене или у себя в Феррьере. К тому же, когда его информировали об аресте, он, безусловно, не спешил увидеть того, кто это проделал, услышать его объяснения, которые могли оказаться неопровержимыми уликами. Наш министр – хитрая лиса, и если я говорю, что он мог не знать об охотничьих подвигах тво… словом, этого англичанина, то потому, что это вполне возможно. Но уверяю тебя, что я все узнаю точно.
– Каким образом?
– Это уж мое дело. По меньшей мере, я узнаю причину этой странной снисходительности к английскому шпиону.
– Аркадиус утверждает, что Фуше без ведома Императора затеял переговоры с Англией, переговоры, которые ведутся через банкиров… Бареня, Лябушера и… Уврара.
Темные глаза м-м Гамелен сверкнули злобной радостью.
– Так-так! Это многое объясняет, сердце мое. Я действительно замечала, что последнее время происходили странные вещи как у особняка Жюинье, так и около банка дорогого Уврара. Если Жоливаль, человек большого ума, правильно во всем разобрался, дело идет о большой прибыли для господ толстосумов, исключая Францию, которую они обходят своими заботами! И поскольку я любопытна по природе, я постараюсь извлечь это милое дельце на свет божий.
