То, что открылась дверь, он осознал только по внезапному дуновению холодного воздуха. Рядом с телом остановились чьи-то ноги. Голос Джулиуса воскликнул:
— О Господи! Она умерла? Что случилось?
Нотка ужаса, звучавшая в его голосе, удивила Дэлглиша. Он на секунду вскинул глаза на пораженное лицо Корта. Оно нависало над ним, как бестелесная маска, черты словно выцвели и исказились от страха. Этот человек отчаянно старался овладеть собой. Все тело у него тряслось. Дэлглиш поддерживал отчаянный ритм реанимации, так что команды вырывались у него серией резких, отрывистых фраз:
— Приведите Хьюсона. Быстрее.
Голос Джулиуса сорвался на высокую дребезжащую скороговорку:
— Не могу! И не просите! Я на такие вещи не гожусь. Да и вообще он меня недолюбливает. Мы с ним никогда не были друзьями. Идите вы. Лучше я останусь тут с ней, чем пойду к Эрику.
— Тогда позвоните ему. Потом в полицию. Оберните трубку платком. Могут быть отпечатки.
— Там не возьмут трубку. Они никогда не берут трубку во время своих медитаций.
— Тогда, ради Бога, приведите его!
— Ее лицо! Оно все в крови!
— Помада. Размазалась. Звоните Хьюсону.
Джулиус не двинулся с места. Потом, чуть поразмыслив, сказал:
— Попробую. Как раз четыре. Теперь они могут ответить. Он повернулся к телефону. Краем глаза Дэлглиш видел, как Джулиус трясущимися руками снимает трубку, потом сверкнул белизной платок, которым тот ее оборачивал — неловко, точно пытался перевязать сам себе рапу. Через две долгих минуты на другом конце провода ответили. Адам понятия не имел, кто именно, — точно так же, как впоследствии не мог вспомнить, что именно говорил Джулиус.
— Я сказал им. Придут.
— Теперь в полицию.
— И что мне сообщить?
— Факты. Они сами знают, что делать.
— Может, подождать? Вдруг она очнется?
Дэлглиш выпрямился. Он твердо знал, что последние пять минут пытался оживить труп.
— Вряд ли, — промолвил он и тут же вернулся к своей работе, прижимаясь губами к губам Мэгги, а правую ладонь держа на молчащем сердце в надежде ощутить первые биения.
Лампочка на шнуре качнулась на сквозняке от распахнутой двери, и по мертвому лицу проползла тень, как будто отдернули занавеску. Дэлглиш остро осознавал контраст между инертной плотью, холодной неотзывчивостью губ, смятых его губами, и общим впечатлением, что женщина тщательно готовилась к любовному свиданию. Багровые полосы, оставленные веревкой, казались витым ожерельем, туго перехватывающим ее горло. Остатки тумана вползли в комнату, обвиваясь вокруг пыльных ножек стола и стульев. Запах тумана ударил в ноздри Дэлглиша как анестетик; во рту воцарился кисловатый привкус виски.
Внезапно раздался топот бегущих ног, комната наполнилась народом, зазвенела от голосов. Эрик Хьюсон, оттеснив Дэлглиша, упал на колени возлежены. Позади него Хелен Рейнер торопливо открыла медицинский саквояжик и протянула Эрику стетоскоп. Хьюсон разорвал блузку жены. Хелен деликатно и бесстрастно приподняла левую грудь Мэгги, чтобы Эрик мог послушать сердце. Сняв стетоскоп, он отшвырнул его в сторону и протянул руку. На этот раз, все так же молча, Хелен вручила ему шприц.
— Что вы делаете? — выкрикнул истерический голос Джулиуса Корта.
Хьюсон уставился на Дэлглиша. Со смертельно бледного лица смотрели огромные, расширенные глаза.
— Это всего лишь дигиталис.
Голос его, тихий и срывающийся, таил мольбу о поддержке, о капле надежды. Но вместе с тем и о снисхождении, о праве снять с себя ответственность. Дэлглиш кивнул. Если там и правда дигиталис, может, и сработает. И уж конечно, Эрик не так глуп, чтобы ввести ей что-то смертельное. Остановиться теперь — значило наверняка убить ее. Или лучше продолжать искусственное дыхание? Едва ли. Да и вообще такое решение должен принимать врач. А врач тут был. Хотя в глубине души Дэлглиш осознавал, что все это представляет сугубо академический вопрос. Мэгги уже нельзя было навредить помочь тоже нельзя.
Хелен Рейнер держала в руке фонарик и светила им на грудь Мэгги. Поры на коже между отвислыми грудями казались миниатюрными кратерами, забитыми пудрой и потом. У Хьюсона задрожали руки.
— Ну-ка, дай мне, — вдруг сказала Хелен.
Он молча протянул ей шприц. Дэлглиш услышал недоверчиво-протестующее восклицание Джулиуса, а потом увидел, как игла вонзилась в тело — аккуратно и уверенно, как coup de grace
note[7].
Гибкие руки не дрогнули, когда медсестра вытащила иглу, прижала к следу укола ватку и без единого слова протянула шприц Дэлглишу.
Внезапно Джулиус пошатываясь выбежал из комнаты и почти сразу вернулся со стаканом. Никто и остановить его не успел, как он схватил бутылку виски за горльшко и вылил последние полдюйма. Выдернув из-за стола один из стульев, он тяжело сел, сгорбившись и подавшись вперед, продолжая сжимать обеими руками бутылку.
— Джулиус, — запротестовал Уилфред, — нельзя ничего трогать до прихода полиции.
Корт достал платок и вытер лоб.
— Мне это было необходимо. Да и какого черта! Ее отпечатки я не смазал. И вообще у нее веревка на шее — не заметили? От чего, по-вашему, она умерла, от алкоголизма?
Остальные сгрудились вокруг тела. Хьюсон еще стоял на коленях рядом с женой, Хелен поддерживала ее голову. Уилфред с Деннисом стояли по обе стороны от нее, складки их одеяний недвижно висели в застывшем воздухе. Все вместе, вдруг подумал Дэлглиш, они выглядят как пестрая группка актеров, изображающих современный диптих и с настороженным предвкушением устремивших взоры на яркое тело святой великомученицы.
Через пять минут Хьюсон поднялся.
— Никакой реакции, — тускло произнес он. — Перенесите ее на диван. Нельзя же оставлять ее на полу.
Джулиус Корт встал со стула. Они с Дэлглишем подняли обмякшее тело и переложили его на диван. Диван оказался слишком короток, так что ступни с ярко накрашенными алыми ногтями, гротескными и трогательно-жалкими, торчали с одной стороны. Дэлглиш услышал, как из грудей собравшихся вырвался тихий вздох, точно они выполнили требования некоего неписаного закона, предписывающего уложить покойника поудобнее. Джулиус растерянно огляделся по сторонам, должно быть, подыскивая что-нибудь, чем прикрыть тело. Как ни странно, именно Деннис Лернер вытащил из кармана большой белый платок, встряхнул, чтобы расправить, с ритуальной бережностью накрыл им лицо Мэгги. Все уставились на платок так пристально, точно ждали, что ткань шелохнется от первого пробного вздоха.
— Меня всегда удивляла традиция накрывать лица мертвых, — произнес Уилфред. — Не оттого ли, что нам кажется, будто они находятся в невыгодном положении, беззащитны перед нашими критическими взглядами? Или оттого, что мы их боимся? Скорее всего последнее.
