– Все на месте? – послышался в трубке знакомый баритон.
– Да.
– Тогда в двадцать.
– Двадцать, – подтвердил принятие информации Виталий Иванович.
Он ожидал, что скажут еще что-либо, но в трубке уже раздавались короткие гудки.
Дрожащей рукой следователь положил трубку и, сняв форменную фуражку, вытер пот со лба: больше половины дела было сделано, и сделано успешно. Подмена одного человека другим прошла незаметно. Ну пожурят, ну получит выговор за неквалифицированный допрос и гибель подследственной… Это в худшем случае. В последнее время, после официального разрешения применять пытки в ходе расследования, такое случалось сплошь и рядом.
Достав папиросу и аккуратно выбив табачные крошки из бумажного мундштука о стол, он с наслаждением закурил и задумался: «Как легко и просто проведена подмена! Что значит школа старого следака! Куда им – молодым и ретивым до меня?! Только и умеют, что стучать друг на друга, по своей глупости становясь в очередь на прием к этому садисту из расстрельного отдела Коровину. А я… Сколько лет в этой круговерти – и ничего, цел и невредим. Двигаюсь вверх по карьерной лестнице».
Виталий Иванович покосился на свою грудь, где матово блестел знак почетного чекиста.
«От двадцати отнять полтора часа – восемнадцать тридцать. До передачи Стрельцовой осталось более трех часов. Нужно подчистить документы – заменить в деле отпечатки пальцев Татьяны на снятые с покойной… Написать выводы и сдать дело в архив. У нас в конторе мелочей нет. Все должно сходиться тютелька в тютельку, как баланс у бухгалтера. Да! Еще останется время подумать: на кого повесить гибель трех оперативников».
В том, что его близких отпустят, он не сомневался. Его противникам нельзя отказать в логике и расчете. Сейчас, после уже совершенного, он находился в их руках. И он, понимая это, готов был идти на сотрудничество. Его практически завербовали, сломав на близких. Такими агентами не разбрасываются. Его жену и дочку отпустят. Он не сомневался.
Закончив осмотр очередного трупа, прозектор Брыдлов направился в свою каптерку, отделенную от основного зала стеклянной стеной. Он вымыл руки и, вынув из кармана миниатюрную табакерку, достал из нее чистым скальпелем малую толику белого порошка, высыпал его на стекло, лежащее на столе, и, разделив порошок на две половины, засунул в ноздрю заранее приготовленную трубочку. Два вдоха, один за другим, – и на его рябом худощавом лице расплылась довольная улыбка. Кокаин начал свое феерическое действие.
Но насладиться кайфом в полной мере ему не дали. Без стука двери в смотровой зал открылись – и два охранничка с блекло-тусклыми глазами втащили еще один труп.
«Женщина», – отметил он про себя и недовольно поморщился.
После указа о разрешении применения физического воздействия по отношению к подследственным забот у него прибавилось, хотя и раньше следаки не брезговали «черной работой». Но одно дело, когда начальство просто закрывает глаза, другое – дает руководящее указание. То-то запела душа у чекистов.
Осмотрев обнаженный труп женщины и ее опухшее от кровоподтеков лицо, Брыдлов приступил к вскрытию, хотя причина смерти была очевидна – перелом шейных позвонков. Прошло немного времени, и, уже сидя в своем кабинете, прозектор аккуратным почерком выводил в графе «Причина смерти»: «Острая сердечная недостаточность, обширный инфаркт». Но тут его взгляд уткнулся на фамилию покойной. Обычно эта информация его мало волновала, и сейчас он, по привычке, обращал внимание только на интересующие его графы. Но имя «Стрельцова Татьяна Леонидовна» порадовало его неожиданным совпадением.
«Надо же – какое везение! – подумал он. – Сегодня же вечером в моем кармане зашуршат Катеньки
[22]
, а моя табакерка до краев наполнится белоснежно-кристальным порошком».
Брыдлов целое утро ломал себе голову: как получить сведения об этой женщине. Информацию его попросил, по возможности, добыть Самуил Яковлевич Фридман, в чьи ласковые и необременительные сети он попал довольно давно из-за пустячного недоразумения. Но, как говорится: коготок увяз – всей птичке конец. Да прозектор и не страдал особо от этих взаимоотношений. Редкие услуги, которые он оказывал Фридману, хорошо оплачивались. А за сегодняшнюю информацию его вообще ожидал солидный куш.
Вскоре, выскочив из здания конторы и миновав широко распахнутые на площадь витрины «Детского мира», патологоанатом спускался уже по эскалатору метро, удовлетворенно потирая руки. Очень скоро зашуршат в его карманах хрустящие катеньки.
Уверенным шагом, затянутый ремнями портупеи, поскрипывая сапогами в зеркальном блеске, синея петлицами и околышем энкавэдистской фуражки, следователь Скрыпка приближался к Малой Бронной навстречу своей судьбе. Прохожие в молчаливой угодливости уступали ему дорогу. Кто посмеет остановить майора, явно демонстрирующего свою принадлежность к наводящему ужас на обывателей карающему ведомству НКВД! От одной аббревиатуры – мороз по коже.
Эх, Виталий Иванович, Виталий Иванович… Столько лет проработать в этом ведомстве – и все-таки быть уверенным в том, что эту махину, основанную на тотальном недоверии ко всякому, начиная с самых высших эшелонов власти, удастся провести! Провести организацию, где каждый стучит друг на друга, проявляя этим высшую степень доблести чекиста – контрразведчика?! Самонадеянность сама по себе наказуема. Самонадеянность контрразведчика смертельно опасна. Смерть – дама почтенная. К ней нужно относиться уважительно, осторожно и на «вы». Эх, Виталий Иванович. С каждым шагом, виток за витком, вы разматываете кокон судьбы, приближаясь к логичному завершению своей жизни. Почтенная дама с косой кружит над вами, еще размышляя, в чьи руки вложить приговор: то ли в руки контриков, ожидающих вас у аптеки, то ли в руки коллег, скрытно повисших у вас на хвосте, осторожно передавая слежку друг другу, в руки профессионалов – оперативников высочайшего класса. Кого надуть хотели, Виталий Иванович? От судьбы не уйдешь. И так задержались на этой земле. То, что вы живы после расстрела наркома Ягоды, – не ваше везение, а недоработка органов. Но недоработка временная. Memento mori!
Некоторые дураки, надзиратели-вертухаи, конвойные и другой вспомогательный персонал следственной части НКВД, на который вершители судеб – следователи не обращают внимания, тоже обладают зачатками честолюбия и стремлением выделиться, сделать карьеру, в конце концов – получить внеочередную нашивку на рукаве, ромбик в петличке.
Когда Татьяну Стрельцову подменили на труп другой женщины, дежурный конвойный подметил маленькое, малозаметное несоответствие – едва отличимый оттенок лака на ногтях. О своих подозрениях он поспешил уведомить вышестоящее начальство. И хотя время было утеряно – Татьяна Стрельцова покинула здание, а подмену доказать было трудно (не вызывать же, в самом деле, на опознание изуродованного в стенах НКВД трупа коллег или соседей покойной!), но телефон следователя Скрыпки поставили на прослушивание и заранее подготовили бригаду классных оперативников, которых Виталий Иванович не знал в лицо. Короткий телефонный звонок усилил подозрение. И вот: за блестящим майором увязался незаметный шлейф топтунов. Меняя друг друга, иногда проходя параллельными улицами, перехватывая на углах кварталов, они вели его к месту встречи. Так что, Виталий Иванович, finita.
