«Пошли со мной, — как бы говорил он, — сегодня мы…»
Раздался стук в дверь.
Лорен соскочила с кровати. Она не хотела, чтобы ее застали за разглядыванием чужих семейных фотографий, поэтому только чуть-чуть приоткрыла дверь.
В щель на нее смотрел левый глаз Энджи.
— Мы выезжаем через десять минут.
— Знаю. Желаю хорошо провести время. — Лорен закрыла дверь и приготовилась услышать удаляющиеся шаги.
Однако вместо этого в дверь опять постучали. Она открыла.
— В каком смысле? — спросила Энджи.
— Что в каком?
— Ты сказала, что желаешь нам хорошо провести время.
— Ну да.
— Сегодня же сочельник.
— Знаю. Поэтому-то вы и идете на центральную площадь. Ты рассказывала мне об этом вчера. Ты говорила, что Десариа налетают как саранча и пожирают все на своем пути. Вот я и пожелала удачи.
— Ясно. А ты не Десариа? — спросила Энджи.
Лорен недоуменно смотрела на нее:
— Ну да. Я не Десариа.
— Значит, ты решила, что в канун Рождества я оставлю тебя здесь одну, а сама со своими родственниками буду наслаждаться пирожными и пить глинтвейн?
Лорен покраснела:
— Ну, если ты вкладываешь в это такой смысл…
— Одевайся. Я достаточно ясно выразилась?
Лорен против воли широко улыбнулась:
— Слушаюсь, мэм.
Лорен закрыла дверь, подбежала к кровати, собрала фотографии, кроме нескольких, которые она отобрала, и сунула их в коробку, а коробку опять задвинула под кровать. Затем она спрятала в ящик прикроватной тумбочки два своих одноразовых фотоаппарата. Уничтожив все улики, она надела расклешенные джинсы, черный свитер с высоким воротом и отделанное мехом пальто.
Энджи уже ждала ее внизу. В темно-зеленом шерстяном платье, черных сапогах и черном пальто с капюшоном она выглядела настоящей красавицей. Ее длинные темные волосы были уложены в художественный беспорядок, и это придавало ее облику особый шарм.
— Вид у тебя шикарный, — сказала Лорен.
— У тебя тоже. Пошли.
К тому моменту, когда они добрались до Фронт-стрит, весь центр города был запружен машинами.
— Просто не верится, что все эти люди собрались сюда, чтобы отпраздновать сочельник, — покачала головой Лорен.
— Сегодня состоится финальная церемония зажжения рождественских огней.
— Ясно, — произнесла Лорен, не очень понимая, почему из-за этого нужно устраивать такой переполох.
Она много лет прожила в городе, но никогда не бывала на таких церемониях. Она обычно работала по выходным и праздничным дням, а в раннем детстве ее матери и в голову не приходило привести на праздник девочку. Дэвид рассказывал ей, что это «прикольно», но сам тоже на них не бывал. «Слишком много народу» — так его родители объясняли свое нежелание идти на церемонию.
Энджи нашла местечко и припарковалась. Едва они вышли из машины, как Лорен услышала первые звуки приближающегося Рождества: во всех церквах города били в колокола. Где-то рядом по мостовой застучали копыта, и зазвенел колокольчик. Повернув голову, Лорен увидела празднично украшенную карету.
На центральной площади собрались толпы людей, в том числе десятки, а может, и сотни туристов. К киоскам, торговавшим всем, от какао до ромовых баб и леденцов на палочке, тянулись очереди. Недалеко от елки стоял ларек с эмблемой клуба «Ротари» — там жарили каштаны.
— Энджела! — разнесся над толпой голос Марии.
И в следующее мгновение Лорен окружило все семейство Десариа и увлекло за собой. Весело переговариваясь, шутя и смеясь, они переходили от киоска к киоску, покупая всякие вкусности на сейчас и на потом. То тут, то там Лорен видела своих одноклассников, которые вместе с семьями пришли на церемонию. Впервые она чувствовала себя причастной к празднику, а не сторонним наблюдателем.
— Пора, — наконец объявила Мира, и все семейство, будто по команде, остановилось.
Да и весь город, казалось, замер. Вдруг повсюду зажглись огни. Их были тысячи. Сотни тысяч. И они зажглись все разом. Они в одно мгновение отодвинули темноту и засияли так ярко, как звезды над головой. И все вокруг наполнилось радостным ожиданием.
Лорен ахнула. Для нее это было самым настоящим волшебством.
— Здорово, правда? — сказала Энджи, слегка пожимая ей руку.
— Ага. — От восторга у Лорен сдавило горло.
На площади они провели еще час, а потом пошли в церковь на мессу, которая в этот день начиналась в десять. Лорен едва не расплакалась, когда переступила порог церкви. У нее словно сбывался детский сон, и для нее не составляло труда представить, что ее мать — Энджи. После службы все Десариа разделились на группы, и каждая пошла своей дорогой.
Энджи и Лорен неторопливо направились к машине, а когда добрались до нее, пошел снег. Домой они ехали медленно. Огромные пушистые снежинки лениво падали на землю, и Лорен, как ни пыталась, так и не вспомнила, когда же в последний раз ей доводилось видеть белое Рождество. Обычно в этот праздник шел дождь.
К их приезду на Миракл-Майл-роуд снег успел и укрыть деревья, и засыпать дорогу, и спрятать под белоснежным покрывалом лужайку.
— Может, завтра получится покататься на санках, — с надеждой проговорила Лорен. Она понимала, что ведет себя как ребенок, но ничего не могла с собой поделать. — Или слепить снеговика. Я видела по телевизору, как это делают. Ой, а это кто?
Он стоял на крыльце, освещенный золотистым светом. Густой снегопад мешал разглядеть его лицо.
Машина остановилась. Лорен наблюдала за мужчиной через лобовое стекло.
Он спустился с крыльца, подошел поближе.
И вдруг Лорен поняла. Мужчина в джинсах и черной кожаной куртке — это Конлан. Она повернулась к Энджи и увидела, что та не отрываясь смотрит на мужчину, и глаза у нее стали огромными и засияли.
— Это он?
Энджи кивнула:
— Это мой Конлан.
— Ого, — восхищенно произнесла Лорен. Конлан был похож на Пирса Броснана.
Она вышла из машины, и Конлан направился к ней. Под его ботинками скрипел снег.
— Ты, наверное, Лорен. — Голос у него был низким и с хрипотцой.
Лорен с трудом подавила желание сбежать. Ей показалось, что в его голосе прозвучал гнев. Она в жизни не видела таких голубых глаз, и их взгляд буквально пронзал ее насквозь.
— Да, я Лорен.
— Конлан. — Энджи подошла к нему.
Он не повернулся к ней, а продолжал сверлить взглядом Лорен.
— Я приехал познакомиться с тобой.
26
Энджи видела: Конлан старается держаться на расстоянии от Лорен. Он, как доспехи, нацепил на себя присущую всем репортерам беспристрастность, словно считал, что сцепленные вместе металлические пластинки смогут защитить его. Он сидел с прямой спиной во главе стола и мешал карты. В течение последнего часа они играли и, не умолкая, разговаривали. Правда, Энджи не назвала бы это разговором, скорее, это был допрос.
