— Клад — другое дело. А женщины при чем?
— Братец Клаас, вы удивительно непонятливы! До сих пор я считал вас самым умным в семье, но я вижу, что ошибался… Что же, выходит — жена этого проклятого француза не знает, где закопаны алмазы?
— Знает! Но она не скажет…
— Вы не умеете ее заставить. Вы не умеете разговаривать с женщинами… Неужели вы здесь не хозяин? Не полный хозяин, перед которым все трепещет и которому все повинуется?
— Вам какое дело?
— А такое дело, что если вы не знаете, как взяться, то я вас научу… Способов много! Например, не давать им ни есть, ни пить. Не давать спать… Подпалить пальчики… Мало ли что можно попробовать…
— Нет! — решительно возразил Клаас.
— Как хотите. Я вижу, она вас околдовала. Ваше дело!.. Мне остается только предупредить вас, что двух дней не пройдет, а красотка будет в наших руках и тогда уж она заговорит… А теперь прощайте или, верней, — до свидания!..
Клаас пожал плечами, молча поигрывая ружьем, повернулся к братьям спиной и, как собака, забрался под фургон.
Бандиты удалились. Они пошли к своим дружкам сообщить о неудаче. Те встретили их отчаянной бранью. Потребовался весь авторитет обоих буров, чтобы отговорить банду от немедленного нападения на фургон.
— Ладно, — ворчал Клаас, — орите сколько угодно! У меня еще целая ночь впереди. За двенадцать часов, да еще в темноте, такой человек, как я, может многое успеть…
Тут он заметил, что к фургону приближается несколько человек. Они потрясали оружием и громко кричали.
— Вот как? — сказал он. — Уж не собираются ли они нарушить перемирие, объявленное Корнелисом и Питером? Это бы меня удивило. Мои братцы отъявленные мерзавцы, но они люди слова. Эй, там! Стой, буду стрелять!..
Но те продолжали приближаться, и Клаас выстрелил. Один упал, остальные застыли на месте, хотя кричать не перестали.
— Клад!.. Сокровища!.. Мы хотим сокровища кафрских королей! — орали они в ярости.
— Сокровища? Ладно. Подождите до завтра. Будут вам сокровища… Вы таких и не ждали!
В то время как свидание трех братьев заканчивалось этими кровавыми событиями, госпожа де Вильрож и Эстер, которые слышали до последнего слова всю их циничную беседу, бледные, но полные решимости, находились на той половине фургона, которая была им отведена для жилья. С тех пор как они узнали, что Альбер находится где-то неподалеку, их воля еще более окрепла. Уверенные в том, что скоро придет помощь, если только смерть не избавит их от долгого заточения, они сохраняли ясное спокойствие духа, какое не всякий закаленный мужчина смог бы сохранить при подобных обстоятельствах.
Их непреклонная твердость торжествовала над всеми поползновениями Клааса, который боялся потерять одновременно и женщину и клад и потому держался скорей как преданный слуга, чем как неумолимый тюремщик. Правда, он знал, что госпожа де Вильрож способна привести в исполнение свою страшную угрозу и взорвать фургон. Это сознание сильно сдерживало его с того самого дня, когда появился Сэм Смит.
— Вы не боитесь, Эстер, не правда ли? — сказала Анна своей подруге, которую выстрел заставил вздрогнуть.
— Нет, сестра. Я ничего не боюсь, и я надеюсь.
— О, я тоже! Я горячо верю, что скоро придет Альбер, и моя уверенность дает мне сверхчеловеческие силы. Он придет, я это чувствую, и наши страдания кончатся. Вы увидите, Эстер, как эти свирепые бандиты разбегутся, едва он появится. Он храбр и силен, как лев, и никто из них не выдержит его страшного взгляда. Если бы вы только знали, как эти буры боятся его!..
— Повторяю вам: я надеюсь. Хотя нам остается так мало времени. Нужно чудо…
— Альбер его совершит.
— Если бы эти негодяи искали только клад! Но увы! Вот уже неделя, как наш тюремщик держит нас взаперти, но они знают, что мы находимся здесь. Вы видели, как они настойчиво рассматривали наш фургон, когда упустили из рук того человека, из-за которого я осталась сиротой? Я долго жила среди золотоискателей. Я знаю, на что способны эти люди. Их ведь ничто не удержит…
— Ну что ж, мы умрем, но позора не примем.
Тем временем друзья Корнелиса и Питера, видимо, несколько успокоились и в надежде на скорое разрешение всего дела стали петь песни. Несколько человек подняли труп того, которого подстрелил Клаас, и стащили в речку. Другие сопровождали эту мрачную похоронную процессию, выплясывая бешеную фарандолу и крича:
— Сокровища кафрских королей!
Этот крик, повторенный тысячу раз, прокатывался по лесу до самых берегов Замбези.
Глава четырнадцатая
Клаас обдумал план обороны. — Заросли эвфорбий. — Приготовления к ночной экспедиции. — Мнение бура о револьверах. — Клаас узнает, как попала в руки его преподобия карта, украденная у Жозефа. — Братья-враги. — Отравление реки. — Страшные последствия купанья. — Ужасные свойства эвфорбий. — Не на чем ехать. — Гроза. — Наводнение.
В ожидании, когда наступит ночь, под прикрытием которой он надеялся избавиться от своих врагов, Клаас сидел, уставившись взглядом в ту сторону, откуда доносилось пение, и мучительно думал. Отбросив несколько планов, как неосуществимые, он с настойчивостью дикаря перебирал все новые и новые, один смелей другого, но пришлось отказаться и от них: они были не под силу одному человеку, да и времени было мало. Солнце уходило на запад очень быстро, и Клаас стал считать минуты с чувством человека, приговоренного к смерти. Он был близок к отчаянию, когда взгляд его внезапно упал на скалы, доходившие до самой реки.
Странная растительность покрывала эти светлые гранитные глыбы. Она прилепилась ко всем извилинам, торчала из всех щелей. Это были твердые, бледно-зеленого цвета стволы, ровные, как свеча, и лишенные какой бы то ни было листвы. Трудно представить себе что-нибудь более унылое и более нарушающее приветливость окружающего леса. Ничего не может быть мрачней этих прутьев, похожих на бронзовых змей, воткнутых в стоячем виде в скалу.
Вздох облегчения, который можно было бы принять за вздох бизона, вырвался из груди Клааса. Бур улыбнулся и, подобно великому сиракузскому математику, воскликнул:
— Есть!
[39]
Он узнал молочай эвфорбию, опасное растение с острыми колючками, которое дает одновременно и масло и сок, таящие смерть для людей и животных. Он внимательно всмотрелся в скалы, измерил на глаз расстояние, сделал чуть недовольную гримасу, заметив, что оттуда слишком близко до расположения его врагов, затем со свойственной ему беспечностью пожал плечами, как бы говоря: «Все устроится. Посмотрим».
