Онлайн книга «Хождение под мухой»
Я молча подрулила к больнице. В отделении, куда поместили Лену, нас приняла довольно полная дама в хирургической пижаме, точь-в-точь такой, как у Кати. – Состояние крайней тяжести, – по-военному кратко отчеканила она, – черепно-мозговая травма, несколько ран на теле, к счастью, не опасных, похоже, ее сильно били, а потом попытались задушить. Очевидно, девушка потеряла сознание, вот негодяй, решив, что перед ним труп, и бросил жертву. – Почему вы думаете, что на нее напал грабитель? – тихо спросила я. Врач помолчала, потом нехотя ответила: – Он вырвал у нее из ушей серьги, именно вырвал, мочки ушей разорваны, а на безымянном пальце правой руки скорей всего имелось плохо снимавшееся колечко… – Точно, – пробормотал Игорь, – я ей подарил на Новый год перстенек золотой с бирюзой, турецкая работа, но симпатичный, да с размером не угадал. Лена его надеть-то надела, а снять только с мылом сумела. А как вы догадались про кольцо? Доктор тяжело вздохнула: – Палец ей этот отрубили, с такими травмами мы сталкивались при ограблениях. Игорь посерел и схватился за сердце. Врач принялась капать в стаканчик светло-коричневую жидкость. – Она может говорить? – поинтересовалась я. – Вдруг расскажет, кто ее так… – Нет, конечно, – сердито буркнула реаниматор, – ваша родственница на аппаратном дыхании. И, видя, что я не слишком понимаю, в чем дело, добавила: – Без сознания лежит, в горло введена трубка, ясно? – Долго она пробудет в таком состоянии? Поправив зеленый колпачок, кокетливо сидящий на аккуратно уложенных волосах, врач пожала плечами: – Прогноз дать невозможно. Неделю, месяц, сорок дней… Черепно-мозговые травмы – штука коварная, прибавьте к ней сильное переохлаждение, потерю крови. Не будь она такой здоровой… Сейчас не могу с уверенностью сказать, выживет она или нет. Медицина, конечно, со времен Гиппократа далеко ушла вперед, но наши возможности не безграничны. Я молча смотрела в окно, за которым плясали, кружась, хрупкие снежинки. Все понятно… Вернее, ничего не понятно, потому что нити оборваны, а концы ушли в воду. В расстроенных чувствах я села в машину, завела мотор, включила радио и поехала домой. В голове было совершенно пусто, никаких конструктивных идей. Я тупо слушала диджея. – Наступил час вашей заявы, – бодро вещал парень, – наш телефон просто разрывается от звонков, спой, что ты хочешь услышать? Говори, ты в эфире… – Здравствуйте, – затараторил девичий голос, – меня зовут Нина Рагозина, хочу передать привет Вике, Оле и Кате, учащимся 9-го класса «В», пусть прозвучит песня, щас спою: «И вот теперь, сиди и слушай, он не хотел ей зла, он не желал запасть ей в душу, и тем лишить ее сна…» Я поехала по шоссе, хорошо все-таки, что теперь радио и телевидение работают ночью. Раньше тем, кто мучается бессонницей, приходилось плохо. – Спой, что ты хочешь услышать, – донеслось из приемника. – Здравствуйте, – прозвучал интеллигентный дамский голос, – разрешите представиться. Трубина Евгения. Мне хотелось бы услышать бессмертное произведение Иоганна Себастьяна Баха… сейчас попробую напеть: та-та… В эфире на секунду повисло молчание. Я расхохоталась, представляя, с какими перекошенными лицами сейчас носятся по студии сотрудники. Они-то привыкли к бесхитростным просьбам плохо разбирающихся в музыке людей. Гонят фактически одни и те же популярные песенки, держат их под рукой и не испытывают никаких трудностей при выполнении заказа. А тут бац, какая-то слишком умная Женя Трубина захотела Баха. Интересно, как диджей выкрутится? – Иоганн Себастьян Бах писал великую музыку, – бодро затараторил парень, – он родился в 1685-м, а умер в 1750-м, прожил недолго, но успел создать… Ага, ему приволокли музыкальную энциклопедию, однако они оперативны, но плохо считают, Бах прожил 65 лет, больше Моцарта, вполне приличный земной срок. – …И мы рады поставить его бессмертное творение, – заливался соловьем диджей, – после небольшой рекламной паузы. «Обувь XXI века в магазинах…» Я опять рассмеялась, да работники телевидения и радиовещания должны воздвигнуть памятник рекламодателям, чем бы они заполняли паузы в эфире, возникающие из-за накладок? – Отлично, – радостно заверещал ведущий, – надеюсь, Евгения Трубина не ушла от приемника. Слушайте, Женечка, для вас звучит Бах. От неожиданности я чуть не влетела в бетонное ограждение, тянувшееся посредине шоссе. Женя, Бах! Надо же быть такой кретинкой! Молоденькая медсестричка, угощавшая «идиотку» бутербродами и чаем! Ведь я звонила по телефону и попросила Елену, а мне ответили: мою дочь зовут Евгенией. И ведь я просто повесила трубку и набрала другие цифры. В списке сотрудников, висящем на стенде, две фамилии имели перед собой инициал «Е». Морозова и Николаева. Значит, Морозова – это та самая Женечка. Поднажав на газ, я полетела домой, отлично. Женя не показалась мне злобной, более того, она выглядела слегка глуповатой, может, в силу молодости. Женечке едва ли исполнилось двадцать. На следующий день, дождавшись полудня, я набрала номер и попросила: – Будьте любезны Женю. – Слушаю, – ответил веселый голосок. – Женечка, – затараторила я, – так вам благодарна, просто нет слов. – Кто это? – Евлампия Романова. – Простите, не поняла… – Женечка, к вам в корпус забрела немая женщина с больным рассудком, помните? Вы еще угощали ее чаем, так вот, я ее сестра, родная. – Ой, – воскликнула медсестра, – а она убежала. Окно распахнула и с концами, одеяло унесла. – Женечка, – радостно сообщила я, – моя несчастная сестра вернулась сама в интернат, она не такая уж и дура, правда, с заскоками. Страшно, невероятно вам благодарна. – Знаю, мы звонили в интернат, там сказали, что все назад пришли. Только за что вы меня благодарите? – Пригрели, накормили, обласкали несчастную… – Я тут ни при чем, доктор велела. – С Маргаритой Михайловной я уже поговорила. Женечка, можно к вам подъехать домой? – Зачем? |